смотрит на соклановца — кровь Учиха была столь явственно видна в пришельце, что это было даже удивительно!

И еще более удивительными были его глаза, мягко светящиеся пурпуром…

— Мир шиноби жесток, — незнакомец ободряюще улыбнулся широко распахнутому с непривычки Шарингану. — И жестоким его делают сами шиноби. Скорбят о погибших на поле брани с клинками в руках. Их враги будут скорбеть тоже, но кого это интересует? Шиноби — эгоисты, и их волнуют только собственные чувства.

— Мой отец… — Итачи мотнул головой. — Он волновался о других. Он… был хорошим. И я волнуюсь. О брате.

— Брат… — лицо мужчины стало скорбным. — Сколько твоему брату лет?

— Еще нисколько. Он… только должен родиться. Но он уже есть.

— Выходит, ты — хороший старший брат, раз уже волнуешься о нем. У меня тоже был хороший старший брат. Но его убили. И это сделал тот же самый человек, что убил твоего отца.

— Моего отца не… — Итачи запнулся.

Орочимару-сама сказал, что его отец погиб, но он не называл причины. А Итачи и не спрашивал — он убежал из лагеря в тот же момент. Да, глупо и по-детски, но сейчас хотелось побыть глупым ребенком — может быть это хоть как-то заглушит боль.

Но его отца убили. И эта новость глушит боль даже лучше всего остального.

— Кто это? — тихо спросил Итачи.

— Маловат ты для мести, — тихо рассмеялся незнакомец. — Лучше бы о брате подумал — ему только предстоит выйти в этот жестокий мир, а твоему отцу на месть плевать.

— Я не хочу мстить, — мотнул головой Итачи. — Я хочу знать.

Лицо незнакомца вмиг стало серьезным. Итачи часто видел это — момент, когда собеседник понимает, что ребенок перед ним — уже совсем не ребенок. Когда учителя хвалили Итачи, они всегда боялись перехвалить — столь многого он достиг. Но отец и Третий-сама никогда не боялись такого — они знали, что его все равно невозможно перехвалить.

И Итачи не удивлялся, когда Хокаге заявил, что в своем возрасте юный гений уже достиг мышления, равного ему.

— Разница между местью и знанием… — задумчиво потянул мужчина, после раздумья. — А ты мудрее, чем я предполагал. Твоему брату очень повезло. И мне повезло, раз я наткнулся на тебя перед уходом. Шагни сюда, я хочу сделать тебе подарок.

Итачи не сдвинулся с места, а в его руке будто бы из воздуха материализовался кунай. Незнакомец не обиделся, а лишь по-доброму рассмеялся:

— Прости-прости, я все время забываю об этой войне. Конечно, глупо было бы, если бы ты подошел к незнакомому шиноби вот так открыто. Тогда давай знакомиться. Меня зовут Изуна, и я из того же клана, что и ты.

— Итачи, — мальчик кивнул. — Но ваши глаза… это не Шаринган, ведь так?

— Да, Мангеке Шаринган выглядит по-другому, — Изуна порылся в кармане и бросил Итачи небольшую карточку. — Узоры, которые знал клан до основания Конохи. Их не так много, но я думаю, ты знаешь почему. Мой — третий слева.

— Но это… было утеряно кланом давным-давно, — удивленно вскинул брови Итачи. — Такая редкость…

— Забирай, — легко махнул рукой Изуна. — Мне она все равно ни к чему — я-то все наизусть помню. А мои глаза называются Риннеганом. Мангеке Шаринган развивается в них после смешения чакры нашего клана и чакры клана Сенджу. Но это — большой секрет.

— Слишком легко он мне достался, — Итачи нахмурился, но кунай убрал. — Что вы хотите?

— Чтобы ты подошел наконец, — Изуна усмехнулся и засунул руку в нагрудный карман. — Теперь, когда я тебе все показал и рассказал, мы уже можем считаться знакомыми. А значит — ты можешь подойти и принять мой подарок.

Итачи не перестал хмуриться, но шагнул вперед. Странный соклановец и странный разговор. И странное чувство давления на виски, длящееся с того момента, как Изуна назвал ему свое имя. Оно звучало знакомо, будто бы Итачи где-то слышал его, но он не мог вспомнить, что было еще одной странностью — на память юноша не жаловался.

Логика не подвела его — подарок тоже был странным. Изуна протянул ему простое черное зеркальце с выцветшей и затертой эмблемой их клана.

— Еще одна старая вещь — Зеркало Ятта, — Изуна легко бросил его в руку Итачи. — Не аккуратничай — его не разрушит даже Биджу. На том и стоим. Оно позволит тебе защитить твоего брата. И всех остальных — кого бы ты ни захотел. Ну… ты умный парень, так что придумаешь ему применение.

— Спасибо… — Итачи посмотрел на зеркало и пропустил момент, когда Изуна встал. — Уже уходите?

— У меня свои дела, — мужчина протянул было руку, но одернул ее. — Успеется… Бывай, Итачи — поболтаем как-нибудь в другой раз. Ох и это…

Его взгляд стал холодным, а голос стальным:

— Убийца твоего отца — Математик Боя.

Итачи застыл на месте, как громом пораженный, держа будто бы холодеющее зеркало в руках. Математик Боя — все в этой фразе звучало как чушь, ведь именно Математика Боя отец уважал и почитал больше всех остальных шиноби мира. Не было возможности, чтобы слова Изуны оказались правдой.

Но он уже ушел, и давление на виски спало. А вместе с ним и простое гендзюцу, которое Учиха наложил в начале разговора.

Итачи упал на колени, уронив зеркало-подарок. Теперь он понял, кого встретил.

* * *

Первый кунай прилетел в левое плечо. Сенсому качнуло — сила для его броска была приложена немалая. Однако, теперь Сенсома знал, откуда ждать Минато.

И в тот момент, когда он протянул руку к кунаю, пришел удар со спины.

Резко развернувшись, Сенсома ударил ногой, но Минато там уже не оказалось. Он появился справа, разя правый бок. Усиленный сендзюцу, быстрейший шиноби в мире начал одну из своих самых сильных комбинаций.

— Летящий Бог Грома: Разящий Все Живое Бесконечный Поток Стальной Погибели Врагов!

— Какое нелепое длинное название…

Тем не менее, только название могло показаться забавным — сам прием был чудовищно разрушительным, и Сенсома высчитал это в первую же секунду. Кунаи Минато были остры, и они, пускай немного, но пробивали его кожу. Брызнула кровь — щеку резануло болью, и Сенсома с удивлением понял, что уже отвык от этого — получать урон в поединках насмерть.

Как давно это было?

Тело шатало, открывались все новые и