скорбящих Радость» на Большой Ордынке начали строить ещё при жизни Луки Ивановича, вторую — Сошествия Святого Духа на Апостолов, что на Лазаревском кладбище, собирались строить сейчас.

— Не приезжал ли дядюшка Афанасий Иванович? — спросил Баженов, торопливо хлебая жирные щи с бараниной. — Обещал сегодня быть.

— Как же, приезжал; не застал тебя и сказал, что к вечеру снова заедет, — ответила Аграфена. — Да вот, должно быть, и он — слышишь, в двери стучит? Пойду, открою; поесть не дадут, целый день человек не евши….

— Хлеб да соль! — войдя в комнату, сказал Афанасий Иванович.

— Спасибо! — отозвался Баженов. — Садитесь со мной, Афанасий Иванович, — подай дядюшке тарелку, Грушенька!

— Благодарствуйте, я отужинал, — отказался он. — Добрые люди уже спать ложатся, а вы вечеряете.

— Если бы ужинать — он только обедает! — фыркнула Аграфена Лукинишна. — Возможно ли так себя изводить? — хоть вы ему скажите, дядюшка!

— Работа не без заботы, а забота живёт и без работы, — возразил Афанасий Иванович. — Ты ступай, племянница, нам с Василием Ивановичем поговорить надо.

— Господи, и ночью — дела! — заворчала Аграфена. — Так и помереть можно; вдовой меня хотите оставить, а детей — сиротами! — она вышла из комнаты, хлопнув дверью.

— Не жалеешь, что женился? — кивнул ей вслед Афанасий Иванович. — Племянница моя с характером.

— Жена без характера всё равно что гнилая стена — от малой тяжести обрушиться может, — сказал Баженов. — А Грушенька супруга верная, надёжная, в самые тяжёлые невзгоды выстоит.

— Что, очень худо, Василий Иванович? — спросил Афанасий Иванович.

— Лучше не спрашивайте, — махнул рукой Баженов.

— А я к тебе не с голословным сочувствием приехал, — сказал Афанасий Иванович. — Во-первых, деньги привёз на строительство храмов на Ордынке и Лазаревском кладбище. Однако со сроками не тороплю — как построишь, так и построишь.

— На Ордынке худо-бедно храм строится, а на тот, что на Лазаревском кладбище, у меня проект давно готов! — обрадовался Баженов. — В этих храмах хочу идеи нашего братства наглядно преподать: на Ордынке поставлю портик с двумя колоннами, отсылающими к колоннам Иерусалимского храма — Якину и Боазу. Имеющий глаза увидит… А в храме на Лазаревском кладбище размещу шестиконечные звёзды, знаки кабалистические и ангелов со свитками, если, конечно, консистория позволит.

— Вот и славно, — кивнул Афанасий Иванович. — Но у меня имеется для тебя и другой подарок. Господин Юшков, бывший градоначальник, вроде тоже к нам примкнуть желает — то ли раскаялся в грехах своих, то ли поддержки ищет. Есть у него намерение дом себе построить на Мясницкой, и чтобы непременно в духе братства нашего сие строение было. К тебе, Василий Иванович, он обратится, точные сведения имею; средствами он располагает немалыми, так что будет у тебя богатый заказ.

— Это хорошо, но мне бы с царицынскими постройками разобраться, — вздохнул Баженов.

— Разберёшься — глаза боятся, а руки делают, — сказал Афанасий Иванович. — Дух твой велик, и от того сила твоя огромная.

* * *

— …Вам придётся дать простор воображению, Николай Иванович, чтобы представить, как будут выглядеть эти дворцы, когда мы их достроим, — говорил Баженов приехавшему посмотреть на царицынскую стройку Новикову. — В них соединятся три стиля: широко распространённый ныне классицизм, уходящее барокко в московским виде и обновлённая готика.

— Отчего же готика? — удивился Новиков. — Я считал этот стиль варварским, отступающим от возвышенных архитектурных примеров Древнего Рима.

— Не вы один, Николай Иванович, не вы один! — рассмеялся Баженов. — Но поверьте, это заблуждение: готический стиль — большой шаг вперёд по сравнению с римской классикой, он является настоящим прорывом в архитектуре. Взметнувшиеся к самому небу, залитые светом готические храмы стали гимном Создателю, в них столь много божественного, сколько никогда не было прежде. Смысл готики таинственен и в то же время предельно понятен, он сочетает в себе небесное и земное, он суров и одновременно радостен; где ещё вы увидите строгие своды и яркие разноцветные витражи, мрачные башни и стрельчатые арки с ажурными порталами и выразительными скульптурами?

Как жаль, что из-за глупого противостояния восточной и западной Церкви готика воспринималась у нас как нечто враждебное и была под запретом; как хорошо, что теперь этот запрет снят! Впрочем, не совсем: мой Путевой дворец в Петровском парке достраивал Матвей Казаков, мне не дали… Казаков — самый способный мой ученик: он может так изменить проект своего учителя, что все остаются довольны, — с грустной улыбкой сказал Баженов. — Ну, да ладно, Путевой дворец стоит и царицынский стоять будет… Вы представьте, Николай Иванович, стены из красного и белого кирпича безо всякой штукатурки снаружи, белые пролеты, рёбра, узорочье, — как принято в московском барокко, — и это на готическом каркасе с фасадом, украшенном стрельчатыми арками! А всё вместе объединяется безупречными классическими пропорциями в единой композиции, которая определена законами гениального римлянина Витрувия! Ну, не чудо ли?..

Мало того, я хочу, чтобы эти дворцы более напоминали величественный замок, чем царское жилище, — нечто вроде замка рыцарского ордена, вдохновляемого идеалами вышнего света, воплощёнными на земле человеколюбием, правдой и справедливостью. Как вам это?.. Признаться, я сам в восторге от своего Царицыно — мне кажется, это будет лучшее, что я построил в своей жизни, — смущённо признался Баженов. — Денег лишь бы хватило; наверно, придётся ехать в Петербург, просить ещё…

— Искренне желаю удачи во всех ваших начинаниях, Василий Иванович! — пожал ему руку Новиков. — Но разрешите внести ложку дёгтя в бочку мёда: вас не тревожит, что эти строения предназначены для особы, которая всё дальше и дальше уходит от человеколюбия, правды и справедливости?

Баженов помрачнел:

— Вы говорите о государыне? Да, мне такие мысли тоже приходят в голову. Однако для напоминания о принципах, о которых вы упомянули, я повсюду хочу поставить известные вам знаки, связанные с нашим братством, такие же, какие я ставлю на прочих моих сооружениях. Эти знаки, помимо прочего, наполняют пространство особой сакральной силой.

— Боюсь, Василий Иванович, государыня-императрица воспримет ваши знаки с раздражением; вспомните ещё раз слова Тургенева, сказанные на последнем заседании ложи, — покачал головой Новиков. — Благие начинания Екатерины остались в прошлом: преобразования на благо общества заменены лживыми словесами; везде царят угодничество, лесть, желание приукрасить действительность. Во время поездок Екатерины по России спешно укладывают дороги перед императорским кортежем, приводят в порядок улицы; на них сгоняют толпы народа, который благодарит государыню за заботу о нём и рассказывает о своей прекрасной жизни. Иногда кому-то разрешают подать заранее проверенное местными властями прошение лично в царские руки, и Екатерина милостиво удовлетворяет сию просьбу прямо на месте под восторженные крики толпы. А отойдете чуть в сторону, и увидите грязь, нищету, бесправие, унижение — однако это