Москве вспыхнула чума, в короткий срок охватившая весь город. Московские власти во главе с Юшковым немедленно покинули древнюю столицу, бросив народ на произвол судьбы. Оставшиеся без призора, отчаивавшиеся москвичи взбунтовались, так что из Петербурга пришлось присылать войска, дабы вернуть народ к повиновению. Императрица Екатерина была крайне возмущена поступком Юшкова и назначила в Москву нового губернатора — Захара Чернышёва.

Чернышёв, в отличие от Юшкова, вёл дела разумно и рачительно: он и сам был не обижен, и Москва была им довольна. Поборы и подношения сохранились, однако Чернышёв установил в этом отношении чёткий регламент, нигде, разумеется, не записанный, но неукоснительно соблюдающийся. В итоге, Москва существенно преобразилась к лучшему: всего за несколько лет были выправлены обветшавшие улицы, расчищены от грязи рынки, построены новые присутственные места и торговые лавки. Довольная императрица удостоила Чернышёва орденом Святого Владимира за труды во славу Отечества.

Пашков сразу же нашёл с Чернышёвым общий язык, чему способствовала не только некоторая степень родства между ними, но и сходство во взглядах на жизнь, — и через непродолжительное время Чернышев распорядился выдать Пашкову документ на вечное и потомственное владение Старым Ваганьковым. Территория получилась обширной, однако, не довольствуясь этим, Пашков прихватил ещё часть чужих владений; соседи подали жалобу, дело дошло до Сената, но, благодаря опять-таки Чернышёву, всё закончилось полной победой Пашкова.

Заполучив заветное Ваганьково, Пашков решил построить здесь нечто удивительное, такое, чего никогда ещё не было в Москве. По мнению сведущих людей, справиться с этой задачей мог только Василий Баженов, архитектор, трудившийся над заказами самой императрицы и сильно уже потрясший Москву своими грандиозными замыслами. Поразмыслив, Пашков обратился к нему, и Баженов, наряду с Царицынским дворцом, взялся за строительство дома на Ваганьковском холме.

* * *

— …Когда же дом для господина Пашкова строить начнём? — громче повторил Прокопий Елизарович, обращаясь к глубоко задумавшемуся Баженову.

— Ждём хозяина: Пашков в отъезде и окончательный план так и не утвердил, — вздрогнув, ответил Баженов. — Но, может, это к лучшему — давай, Елизарыч, на Царицыно навалимся! Дело не терпит, в будущем году сама царица приедет сии дворцы принимать.

— Это нам известно, — кивнул подрядчик. — Жалко только, что не сразу ты Царицыно нам доверил.

— Не от меня зависело: объявились ловкие люди, которые с чиновниками общий язык нашли. Но ныне тех чиновников я поприжал — припугнул скорым прибытием царицы; ныне у меня выбор свободный, с кем и как строить, — усмехнулся Баженов. — На тебя у меня надежда, Прокопий Елизарыч, — на тебя и твоих ребят.

— Мы не подведём, Василий Иванович, успеем к сроку! — уверенно сказал подрядчик.

…На стройке вяло копошились рабочие, хотя солнце уже поднялось, и вдали над Москвой-рекой был виден белый шатёр церкви в Коломенском.

— Видишь, Елизарыч, как трудимся! — воскликнул Баженов. — Никто не чешется, а дворцы ещё вполовину не выстроены… Эй, любезный! — крикнул он одному из рабочих. — На ходу спим?

— А чего не спать, коли денег не дают? — дерзко возразил рабочий. — Обещали дать, так нету; хлеба купить не на что.

— Как, не дают?! — возмутился Баженов. — Третьего дня жалование должны были выдать.

— Вот ты и разбирайся, ваше благородие, где наше жалование, а мы пока поспим: голодное брюхо к работе глухо, — рабочий отвернулся от Баженова и зашагал прочь.

— Смелый! — сказал Прокопий Елизарови. — Я бы его к себе в артель взял.

— Да, смелый, — согласился Баженов. — Но отчего жалование не выдали? Ну, задам я сейчас этому мошеннику, местному подрядчику! Давно надо было его взашей гнать!

— …А я тут при чём? — оправдывался теперь уже бывший подрядчик, сдавая дела Прокопию Елизаровичу. — Вы думаете, я в золоте купаюсь? Разорение, а не строительство! Деньги из казны дадут, так тут же половину положи в чиновничьи карманы — нешто вы не знаете, как у нас дела делаются?.. Вот, ей-богу, себе в убыток работал и рад, что вы с меня эту ношу сняли! — облегчённо перекрестился он.

— Так уж и в убыток? — буркнул Прокопий Елизарович. — Гляди, я все счета проверю, копейки не пропущу.

— Ох, господи, что за морока с этим Царицыно! Какое-то проклятое место! — сорвался Баженов. — Строим-строим, никак не выстроим; вечная нехватка денег! Возможно ли столь огромные здания строить столь малыми средствами: триста человек штукатуров наняты по контракту за восемь с половиной тысяч рублей, а выдано им только две с половиной тысячи, и когда они получат остальные шесть тысяч, неизвестно. А ведь сим рабочим надо идти по домам своим, — что же они принесут жёнам и детям?! А я, всё что занял в долг и получил за дом, истратил на крайние надобности по строению, и со всем тем ещё мучают меня поставщики, не дают нигде мне прохода. Надеялся я на эти сто тысяч от казны, но, видать, напрасно — и они уйдут, как вода в песок! Моего терпения более нету: убегу из Москвы, видит Бог, убегу, — стройте, как знаете!

— Ну, Василий Иванович, что ты разошёлся? — Прокопий Елизарович слегка похлопал его по плечу. — Кто же построит, как не ты?.. Ступай, брат, мы с тобой после потолкуем, — сказал он бывшему подрядчику, — а ты, Василий Иванович, давай, показывай чертежи да планы, и рассказывай о своих замыслах! Ничего, не сразу Москва строилась…

* * *

Проведя целый день в Царицыно, Баженов вернулся домой лишь вечером.

— Опять с утра не евши, так и уморить себя недолго, — говорила его жена Аграфена Лукинишна, накрывая на стол. — Дети забывать стали, каков их отец на вид; всё работа, да работа, дома совсем не бываешь.

— Что поделаешь, Грушенька, само собой ничего не сделается, за всем хозяйский пригляд нужен, — отвечал Баженов. — Потерпи: закончу Царицыно, легче будет.

— Да я не ропщу, — сказала жена. — Тебя жалко: почернел весь, осунулся; правильно папенька говорил — твоё ремесло хуже купеческого.

Аграфена Лукинишна происходила из калужских купцов, земляков Баженова. Её отец Лука Иванович Долгов, приехав в Москву, стал торговать пенькой и вышел в купцы первой гильдии. Он был трижды женат и имел четырнадцать детей; благодаря полумиллионному состоянию отца они были хорошо обеспечены, однако Василий Иванович женился на Аграфене не из-за богатства, а по давнему знакомству с семьёй Долговых.

Василий Баженов в кругу семьи.

Художник И.Т. Некрасов

После смерти Луки Ивановича семейное дело возглавил его младший брат Афанасий, с которым Баженова связывали не только родственные отношения: Афанасий тоже входил в масонское братство и был заказчиком строительства церквей, в которых отражались масонские символы. Одну из них — церковь иконы Божией Матери «Всех