Часто мы представляем передачу идей как некий прямолинейный процесс — от одного человека к другому, третьему и так далее, — то есть мы склонны думать, что философы и пророки не пересекаются друг с другом. Но мы знаем, что в Светлые века все было не так. Маймонид и другие иудейские, исламские и христианские толкователи Аристотеля придерживались каждый своей религии. Идеи, которые они высказывали, были противоречивыми, но всегда взаимодействовали между собой. Во всех трех монотеистических религиях всегда были мистические и пророческие течения. Они влияли друг на друга, дополняли друг друга, переплетались и подвергали сомнению академические традиции. Иногда (даже часто) один и тот же человек мог воплощать в себе сразу два направления. Можем ли мы утверждать, что идея неантропоморфного Бога, которую озвучивал Маймонид, была связана с концепциями ибн Тумарта и его последователей? Нет, этого мы утверждать не можем, но сходство поразительно.

Нет простого способа проследить, как интерпретировали идеи Аристотеля и Платона разные ученые — от ранних исламских мыслителей, таких как Ибн Сина (Авиценна) в Азии, до Ибн Рушда (Аверроэса) в Кордове, до Маймонида и, наконец, христианских богословов к северу от Пиренеев. Мы лишь изредка можем точно определить, что один писатель перенял идеи у другого. Это напоминает нам о том, что не было никакой неизбежной «эволюции» идей, предопределенного движения в сторону Европы. Сложные многовекторные сети передачи интеллектуальной информации переплетаются с другими формами обмена. Например, Абу Наср аль-Фараби — возможно, персидский мусульманин-шиит, хотя это и оспаривается учеными, — жил в Багдаде, а затем в Дамаске в середине X века. Он писал о музыке, физике и математике, а также создал обширные комментарии к Аристотелю на арабском языке. Аль-Фараби пытался понять, как выстроить идеальное общество, чтобы люди могли достичь счастья; для этого он разработал особую философию религии. Его идеи подхватил Ибн Сина, который объединил медицинскую науку, естествознание и философию и написал сотни трактатов, где с помощью аристотелевой логики доказывал необходимость существования Бога. Он также согласовывал наблюдаемые природные и научные явления с исламом, которому был ревностно предан. Влияние Ибн Сины на раннесредневековую исламскую Азию стало очень значительным, когда появилась возможность переводить книги и носить их с собой.

Для многих средневековых мыслителей комментарии Ибн Сины к Аристотелю были важнее самих трудов греческого философа. Например, в альмохадской Иберии Ибн Рушд служил главным судьей Кордовы и придворным врачом халифа. У них с Маймонидом много общего: они были практически современниками, оба были врачами и использовали схожие философские инструменты, ища ответы на похожие вопросы. Маймонид и Ибн Сина часто расходились в понимании тонкостей аристотелевой метафизики, и эти различия не менее важны для истории идей. После смерти Ибн Сины его работы продолжали перемещаться из Ирака в Иберию. Это показывает, что сеть информационных потоков не разрывалась, а книжный рынок был довольно оживленным, и обсуждение Аристотеля в нем было лишь небольшой составляющей.

Маймонид был частью этой сети как автор множества разнообразных трактатов, медицинских и философских, но самая известная из его работ — «Путеводитель растерянных». Написанная в форме письма студенту, который пытается выбрать, что изучать — священные труды или философию, эта книга доказывает, что два этих способа мышления, религиозный и философский, можно объединить. Маймонид начинает с анализа природы божественного, критикуя теологический антропоморфизм (эти мысли он мог почерпнуть у альмохадов). Бог, говорит он, — не просто могущественное человекоподобное существо, Бог — нечто настолько невыразимое, что его невозможно описать иначе, как через отрицание. Бог настолько превосходит человеческое понимание, что в человеческих понятиях невозможно его описать. Он выше «хорошего» до такой степени, что само использование этого слова только вредит пониманию того, что есть Бог. Поэтому следует начинать с того, чем Бог не является — он не слабый, не злой, — чтобы попытаться понять то, что остается божественным.

Таким образом, главная идея Маймонида заключалась в том, чтобы не воспринимать Бога как сверхчеловека. Маймонид призывал к знаниям, ведь это лучший путь к познанию и любви к Богу. Логика предлагала выход. Логика давала ключ к разгадке проблемы зла, проблемы противоречий библейских повествований и священного закона. Подобно Августину и Ибн Сине, Моисей не видел противоречия между античными учениями и методами и его монотеизмом.

Аристотель стал постоянным предметом обсуждений — и у тех, кто спорил о нюансах метафизического анализа, и у представителей всех трех авраамистических религий, которые считали такие рассуждения еретическими, — в Багдаде, Сирии, Египте, по всей Северной Африке и Иберии, поэтому неудивительно, что северная часть Средиземноморья тоже вовлеклась в эти споры. В XIII веке такие ученые, как Фома Аквинский, привнесли идеи Аристотеля («процеженные» через арабских, иудейских и исламских комментаторов, включая, конечно, Маймонида) в латинскую христианскую интеллектуальную жизнь. После того как Парижский университет запретил преподавание Аристотеля и его комментаторов в 1229 году, новый университет в Тулузе, расположенный чуть южнее, попытался привлечь разочарованных студентов, утверждая, что в их университете «те, кто хочет познать лоно природы до самых глубин, могут познакомиться с книгами Аристотеля».

Средневековые люди, от Ирака до Иберии и Ирландии, от Клюни до Каира и Константинополя, никогда не утрачивали знаний о древних греках и римлянах. Все средневековые мыслители осознавали, что опираются на труды своих предшественников. Новое применение трудов Аристотеля для поиска ответов на вопросы монотеистов о природе божественного показывает, сколь изобретательно можно применять классическую философию. Религиозные институты средневекового мира сохраняли, переводили, адаптировали и применяли сохранившиеся уроки древности.

История Маймонида — это история об одном из величайших философов всех времен, о перемещении народов и идей через границы, о слиянии логики и веры, а также о том, как средневековые мыслители видели и осознавали себя на фоне прошлого. В начале XII века учитель Бернар Шартрский сообщал, что он и его ученики — не более чем «карлики, стоящие на плечах гигантов», то есть признавал, что люди его времени могли видеть дальше своих предшественников только потому, что их вознесли древние. Средневековые мыслители возвысились благодаря другим, но действительно получили возможность видеть дальше и больше, чем предшественники. Но мгновения блистательного творчества не были уделом исключительно великих.

Глава 12. Сияющая белая лань

Белая лань бесшумно шла по лесу со своим олененком. Великолепное тело, покрытое блестящей шерстью, высокие рога над головой. На фоне изумрудной зелени леса белизна этого животного просто ослепляла.

И вдруг красный.

Стрела попала лани в лоб, но, прежде чем повалить ее, отскочила назад, к лучнику. Пораженный собственным выстрелом