— Нет, это моя мама Лиз. А мою девочку зовут Кэрол.

— Она хорошенькая?

— Лучше не бывает, — сказал он, ухмыляясь и помахивая однойрукой. И был очень доволен, когда Аланна так и покатилась со смеху. Она перегнуласьчерез стол (верхняя часть ее руки от локтя до плеча колыхалась, будто была изтеста) и ущипнула его за щеку. Было немножко больно, но все равно приятно.

— Ловкий малыш! Сказать тебе что-то?

— Конечно. А что?

— Если человек любит иногда поиграть в карты, это еще неделает его бандитом. Ты понимаешь?

Бобби кивнул — сначала нерешительно, потом с уверенностью.

— Твоя мать тебе мать. И я ни про чью мать не скажу дурногослова, потому что любила мою, но не все матери одобряют карты, или бильярд,или.., места вроде этого. Такая у них точка зрения. Вот и все. Усек?

— Ага, — сказал Бобби. Ну да. Он усек. Его охватило странноечувство, будто он и плакал, и смеялся сразу. “Мой папа бывал здесь”, — подумалон. Пока это было куда-куда важнее любой лжи его матери. “Мой папа бывал здесь,может, стоял на этом самом месте, где сейчас стою я”. — Я рад, что похож нанего, — выпалил он вслух.

Аланна с улыбкой кивнула.

— Вот ты зашел сюда с улицы. Случайно. Сколько было на этошансов?

— Не знаю. Но спасибо, что рассказали мне про него. Огромноеспасибо.

— Он бы всю ночь играл ту песню Джо Стэффорда, если бы емупозволили, — сказала Аланна, — Ну, смотри, никуда отсюда не уходи.

— Само собой, мэм.

— Само собой, Аланна. Бобби расплылся до ушей.

— Аланна, Она послала ему воздушный поцелуй, как поройделала его мать, и засмеялась, когда Бобби сделал вид, будто поймал его. Потомона ушла назад в дверь позади стола. Бобби увидел за дверью комнату вродегостиной. На одной стене висел большой крест.

Он сунул руку в карман, продел палец в кольцо (оно будет,решил он, особым сувениром, напоминающим, что он побывал “тут, внизу”) ивообразил, как катит вниз по Броуд-стрит на мотороллере из “Вестерн авто”. Едетв парк. Шоколадная плетеная шляпа сдвинута на затылок. Волосы у него длинные,прическа — жопка селезня. Никаких больше ежиков, Джек! Куртка у него завязанарукавами вокруг пояса, и на ней его цвета, а на обороте ладони синяятатуировка, наколотая глубоко-глубоко, навсегда. А у поля Б его ждет Кэрол.Смотрит. Как он мчится к ней, и думает; “Классный ты парень”, когда онописывает маленький кружок, брызжа щебнем к ее белым туфлям (но не на них!).Да, классный. Крутой на мотороллере и ловкач из ловкачей.

Тут вернулись Лен Файле и Тед. Лица у обоих были веселые.Лен, собственно, смахивал на кота, сожравшего канарейку (одно из присловий егоматери). Тед остановился, чтобы опять — но коротко — обменяться парой слов состариком, который закивал и заулыбался. Когда Тед и Лен подошли ближе, Тедповернул к телефонной будке между дверьми. Лен ухватил его за локоть и повел кписьменному столу.

Когда Тед прошел за него. Лен взъерошил Бобби волосы.

— Я знаю, на кого ты похож, — сказал он. — Вспомнил, покабыл там. Твой отец…

— Гарфилд. Рэнди Гарфилд. — Бобби посмотрел на Лена, оченьпохожего на сестру, и подумал, как странно и как замечательно иметь такую вотсвязь со своими кровными родственниками. До того тесную, что даже совсемнезнакомые люди узнают тебя в толпе. — Он вам нравился, мистер Файле?

— Кто? Рэнди? Еще как! Замечательный был парень. — ОднакоЛен Файле говорил как-то неопределенно. Он в отличие от своей сестры как будтоне сохранил особой памяти об отце Бобби. Лен наверняка позабыл про песню Джо Стэффордаи про то, как Рэнди Гарфилд последнюю рубашку был рад снять для других. А вотпьяных не угощал. Не угощал — и все тут.

— Твой приятель тоже неплох, — продолжал Лен с заметнобольшим энтузиазмом. — Я люблю людей высокого класса, и они меня любят. Но стаким размахом, как у него, встречаются не часто. — Он обернулся к Теду,который близоруко копался в телефонной книге. — Попробуйте “Такси Серкл”,Кэнмор шесть семь четыре два ноля.

— Спасибо, — сказал Тед.

— На здоровье! — Лен прошел в дверь позади стола, чуть нетолкнув Теда. Бобби опять увидел комнату с большим крестом. Когда дверьзакрылась, Тед оглянулся на Бобби и сказал:

— Поставь пятьсот баксов на победителя в матче, и тебе непридется пользоваться платным телефоном, как всякой шушере. Здорово, а?

Бобби показалось, что он сейчас задохнется.

— Вы поставили ПЯТЬСОТ ДОЛЛАРОВ на “Урагана” Хейвуда?

Тед вытряс из пачки “честерфилдку”, сунул в рот и закурил вцентре усмешки.

— Господи, конечно, нет, — сказал он. — На Альбини.

***

Вызвав такси, Тед повел Бобби в бар и заказал им обоимрутбир. “Он не знает, что я эту шипучку вовсе не люблю”, — подумал Бобби. Этобыл словно еще один кусочек головоломки — головоломки “Тед”, Лен обслужил ихтам и ни словом не заикнулся о том, что Бобби нельзя сидеть в баре: он хорошийпаренек, но от него так и разит годами, которых ему недостает до двадцатиодного. Бесплатный телефонный звонок явно не исчерпывал всего, что полагалосьза ставку в пятьсот долларов на боксера. Но даже возбуждение из-за такой ставкине надолго отвлекло Бобби от ноющей уверенности, которая намного умалиларадость от того, что его отец, оказывается, вовсе не был таким уж плохим.Ставка была сделана, чтобы пополнить запас наличных. Тед собрался уехать.

***

Такси было модели “чекер”, с широким задним сиденьем.Водитель до того был увлечен игрой “Янки”, передававшейся по радио, что иногдавступал в спор с комментатором.

— Файле и его сестра были знакомы с твоим отцом, верно? — Ноэто не было вопросом.

— Ага. Но Аланна больше. Она его считала по-настоящемухорошим человеком… — Бобби помолчал. — Но моя мама думает по-другому.

— Наверное, твоя мама видела ту его сторону, о которойАланна Файле понятия не имела, — ответил Тед. — И не одну. Люди в этом похожина брильянты, Бобби, у них есть много сторон.

— Но мама говорила… — Все было очень запутано. Она ведьничего прямо не говорила, а только вроде бы намекала. Он не знал, как сказатьТеду, что у его матери тоже много сторон и некоторые из них мешают поверить вто, о чем она никогда не говорила прямо и в открытую. Но, если на то пошло, такли он хочет узнать? Ведь его отец давно умер, как ни крути. А мама жива, и емуприходится жить с ней.., и он должен ее любить. Больше ему ведь любить некого,даже Теда. Потому что…