В Коммонвелф-парке малышня перебрасывалась мячиками. Поле Бпустовало; на поле В несколько подростков в оранжевых майках Сент-Габа гонялимяч. Кэрол Гербер сидела на скамейке со скакалкой на коленях и смотрела на них.Она увидела Бобби и заулыбалась. Потом улыбка исчезла.

— Бобби, что с тобой случилось?

Бобби как-то не осознавал, что с ним что-то случилось, покаКэрол этого не сказала, однако встревоженное выражение на ее лице заставило егоразом вспомнить все и потерять власть над собой. Что случилось? Реальностьнизких людей, и испуг от того, что они чуть не попались на обратном пути изБриджпорта, и тревога за мать, но главнее всего был Тед. Он прекрасно знал,почему Тед выставил его из дома и чем занимается Тед сейчас: складывает вещи всвои чемоданчики и бумажные пакеты. Его друг уезжает.

И Бобби заплакал. Он не хотел распускать нюни переддевочкой. И тем более этой девочкой, но он ничего не мог с собой поделать.

Кэрол на секунду была ошеломлена — испугана. Потом онавскочила со скамейки, подбежала к нему и обняла.

— Все хорошо, — сказала она. — Все хорошо, Бобби, не плачь,все хорошо.

Почти ослепнув от слез и расплакавшись еще пуще — будто вголове у него бушевала летняя гроза, — Бобби покорно пошел с ней к густой купедеревьев, которые могли заслонить их от бейсбольных полей и главных дорожек.Кэрол села на траву, все еще обнимая его одной рукой, а другой поглаживаяпотные колючки его ежика. Некоторое время она ничего не говорила, а Бобби несумел бы произнести ни слова; он мог только рыдать, пока у него не заболелогорло, а глазные яблоки не задергались в глазницах.

Наконец интервалы между всхлипываниями удлинились. Онвыпрямился и утер лицо рукавом, ужаснувшись тому, что почувствовал, иустыдившись: это ведь были не только слезы, а еще — сопли и слюни. Он,наверное, всю ее измазал.

Но Кэрол как будто и внимания не обратила. Она погладила егомокрое лицо. Бобби вывернулся из-под ее пальцев, еще раз всхлипнул и уставилсявниз на траву. Его зрение, омытое слезами, казалось почти сверхъестественноясным. Он видел каждый одуванчик, каждую травинку.

— Все хорошо, — сказала Кэрол, но Бобби от стыда все еще немог посмотреть на нее.

Некоторое время они сидели молча, а потом Кэрол сказала:

— Бобби, я буду твоей девочкой, если хочешь.

— Так ты уже моя девочка, — сказал Бобби.

— Тогда объясни мне, что случилось?

И Бобби услышал, как он рассказывает ей все, начиная со дня,когда Тед поселился в доме, а его мать сразу Теда невзлюбила. Он рассказал ейпро первый провал Теда, о низких людях, о знаках низких людей. Когда он дошелдо знаков, Кэрол подергала его за рукав.

— Что? — спросил он. — Ты мне не веришь? — Горло у него всееще хранило тот душащий переизбыток чувств, который остался после рыданий, ноему становилось легче. Если она ему не поверит, он на нее не разозлится. Дажени чуточки не обидится. Просто было несказанным облегчением рассказать обо всемоб этом. — Да я понимаю. Знаю, какой чушью это кажется.

— Я видела такие смешные “классики” по всему городу, —сказала она. — И Ивонна, и Анджи. Мы про них говорили. Рядом с ними нарисованызвездочки и маленькие луны. А иногда еще и кометы.

Он уставился на нее.

— Разыгрываешь?

— Да нет же. Девочки ведь всегда смотрят на “классики”. Незнаю почему. И закрой рот, пока муха не влетела.

Он закрыл рот.

Кэрол удовлетворенно кивнула, потом взяла его руку в свои ипереплела их пальцы. Бобби поразился, как точно все пальцы прилегли друг кдругу.

— Ну а теперь расскажи мне остальное.

И он рассказал, завершив этим ошеломляющим днем: кино,“Угловая Луза”, и как Аланна узнала в нем его отца, как они чуть было непопались на обратном пути. Он пытался объяснить, почему лиловый “Де Сото”словно бы не был настоящей машиной, а только казался. Но в конце концов сказалтолько, что “Де Сото” каким-то образом ощущался, будто что-то живое — как злоеподобие страуса, на котором иногда ездил доктор Дулитл в серии фонокнижек оживотных, какими все они увлекались во втором классе. Утаил Бобби только то,где он спрятал свои мысли, когда такси проезжало мимо “Гриля Уильяма Пенна”, иу него глаза начали чесаться сзади.

Он поборолся с собой, а потом выпалил худшее, точно коду: онбоится, что поездка его мамы в Провидено с мистером Бидерменом и теми двумябыла ошибкой. Скверной ошибкой.

— Ты думаешь, мистер Бидермен за ней ухаживает? — спросилаКэрол. Они пошли назад к скамье, где она оставила скакалку. Бобби подобрал ее иотдал Кэрол. Они пошли к выходу из парка в сторону Броуд-стрит.

— Ну-у.., может быть, — угрюмо сказал Бобби. — Или во всякомслучае… — Тут была часть того, чего он боялся, хотя для этого не было ниназвания, ни образа — будто что-то зловещее, укрытое брезентом. — Во всякомслучае, она думает, что так и есть.

— Он попросит ее выйти за него замуж? Тогда он станет твоимотчимом.

— Черт! — Бобби ни разу не подумал о мистере Бидермене какоб отчиме и отчаянно пожалел, что Кэрол заговорила об этом. От одной толькомысли его взяла жуть.

— Если она его любит, тебе лучше попривыкнуть к этому. —Кэрол говорила, будто взрослая, опытная женщина, и Бобби стало еще хуже.Наверное, она в это лето слишком часто смотрела сериалы “Ах, Джон, ах, Марша!”со своей мамой. И, как ни странно, в чем-то ему было бы все равно, если бы егомама полюбила мистера Бидермена. Это было бы мерзко, потому что мистер Бидермен— мразь, но зато понятно. Манера его матери считать каждый цент, ее жлобствоимели какое-то отношение к этому, как и то, что заставило ее вновь закурить, аиногда и плакать по ночам. Разница между Рэндоллом Гарфилдом, его материненадежным мужем, который оставил после себя неоплаченные счета, и РэндиГарфилдом Аланны, который любил, чтобы проигрыватель включали погромче.., дажеэта разница могла быть частью того же. (А были ли неоплаченные счета? А был лианнулированный страховой полис? Зачем бы его матери лгать про все это?) С Кэролни о чем таком он говорить не мог. И не от скрытности. Просто он не знал, какговорить о таком.

Они пошли вверх по склону. Бобби взял одну ручку скакалки, иони волокли ее по тротуару между собой. Внезапно Бобби остановился и ткнулпальцем:

— Посмотри!

Впереди с одного из пересекавших улицу электропроводовсвисал длинный желтый хвост воздушного змея. Он изгибался, напоминаявопросительный знак.