Частично мои догадки оказываются верными — на жестком коричневом диване для посетителей развалился сам Батянин и задумчиво взирает на меня непроницаемо-чёрными глазами.

Как только я его замечаю, он коротко кивает.

— Здравствуй, Вероника. Рад, что ты цела. Как самочувствие? Если нужна какая-то помощь, только скажи.

— Спасибо, Андрей Борисович, — тихо говорю я. — Вы и так помогли уже… ведь расширение зоны спасательной операции — ваша инициатива?

— Помог… — морщится Батянин, и сквозь непроницаемую маску спокойствия на его хищном лице проступает тень недовольства. — Скорее компенсировал… неосмотрительность. И мы с Сергеем Евгеньевичем сделали это вместе. Повезло, что он связался со мной сразу после схода лавины.

Он искоса смотрит на стоящего по соседству Колькиного отца и ничего больше не поясняет. Но я сразу понимаю, что глава корпорации «Сэвэн» всерьез считает себя ответственным за то, что отправил нас со своим заданием в такое опасное место. И не стал заострять внимание на том, что Морозов всё еще на реабилитации после травмы, а я — полная дилетантка. Хотя по сути-то ни один из этих фактов не имеет прямого отношения к лавине. Ведь в конце концов Батянин не бог, чтобы всё предугадывать.

— Спасибо, — повторяю я со вздохом, глядя на какого-то пасмурного Сергея Евгеньевича.

Тот кивает и щурится на переминающегося на месте Кольку. Повисает тягучее молчание, полное непонятного напряжения. Я вопросительно поглядываю на них, и Сергей Евгеньевич неожиданно понукает сына:

— Ник! Ты ничего не забыл?

Колька пару секунд играет желваками, потом смотрит на меня и выдавливает неохотно:

— Извини за всю эту… гм… котовасию с лавиной… Это мы виноваты.

— Вы? — недоуменно моргаю от странного заявления.

— Ну, в смысле… из-за нас лавина случилась. Из-за фрирайдеров. Полезли в непроверенную зону сильно выше трассы, и потревожили опасный снежный пласт. Вот он и сошел… Хорошо, что всё обошлось.

Он произносит свое извинение так формально и легкомысленно, словно речь идет о незначительном недоразумении. Вроде как ноги кому-то случайно отдавил. Да и то совсем чуть-чуть.

— Обошлось? — неверяще повторяю я. — Матвей сейчас в реанимации! Из-за этой лавины мы вообще чуть не погибли! Ты хоть понимаешь это?

— Да всё я понимаю! Ну и что, мне теперь лбом об стену побиться, по-твоему? — начинает он злиться, но быстро сбавляет тон, когда Батянин звучно прочищает горло. — Мне реально жаль, ясно? Да я вообще ночь не спал из-за тебя, чуть не поседел, пока искали, блин!

— Ник, хватит, — жестко осаживает его отец. — Натворил со своими новыми дружками дел, так научись принимать ответственность, как мужчина.

— Ну ладно, ладно, че ты сразу…

Я его виноватое бормотание почти не слушаю. Зато случайная фраза «чуть не поседел» больно царапает меня, напоминая о Морозове и его последних словах.

…поседел из-за тебя, милая…

Быстро отхожу к окну и обхватываю себя руками за плечи. Рядом немедленно вырастает высокая темная тень.

— Этот сопляк не стоит твоих нервов, девочка, — тихо и внушительно говорит Батянин. — Забудь о нём. Всё наладится.

Я продолжаю смотреть в окно на серо-белый горный пейзаж.

— Вы уже навещали Матвея? — неожиданно вырывается у меня с предательской тоской в голосе.

— Да, он уже пришел в себя. Его уже перевели из отделения интенсивной терапии в обычную отдельную палату. Это прямо напротив твоей.

— Можно его навестить? — я крепко стискиваю пальцы, стараясь говорить отстраненно и рассудительно. — Мне будет спокойней, если я увижу, что он в порядке.

— Можно. Я договорюсь с его врачом и дам тебе знать.

— Спасибо! Тогда сейчас я лучше вернусь к себе и буду ждать новостей, — скованно сообщаю я и, старательно игнорируя Кольку, выхожу из приемной.

Но тот назойливо догоняет меня уже в коридоре, почти возле самой палаты и хватает за руку, учащенно дыша от внезапного забега.

— Подожди! — в сумрачном освещении угасающего дня его физиономия кажется восковой маской унылого раскаяния. — Слушай… Вероника, блин! Ну извини, а? Я серьезно переживал за тебя ночью… Чем хочешь докажу!

— Не надо ничего доказывать, — я с досадой кручу запястье, и Колька неохотно отпускает его. — Мне всё равно. Я только надеюсь, что этот случай научит тебя наконец думать о последствиях риска. Вот и всё, Коль…

Последние слова я произношу на замедленном автомате, потому что вдруг замечаю очень знакомую утонченную фигурку возле палаты напротив своей. И белый халат на ее изящных плечах смотрится как мантия трагической принцессы в изгнании.

Это Павлина.

И абсолютно ясно, что в эту больницу она примчалась аж из нашего города только ради Морозова.

Меня она не замечает и почти сразу исчезает в дверях палаты. Но это только к лучшему, потому что только от одного лишь ее вида сердце болезненно и ревниво сжимается в моей груди. Потому что вот она, мелькнула прямо передо мной.

Та самая девушка, которую даже в бреду не может забыть Морозов…

Наверное, если бы у меня была не такая заниженная самооценка, с которой я привыкла считать себя никому не интересной замкнутой серостью, то я бы развернулась и ушла. Просто взыграло бы чувство гордости.

Но я не такой человек.

Гораздо важнее гордости лично убедиться в том, что мужчина, который спас мне жизнь, рискуя собственным здоровьем, идет на поправку. Потому что на фоне его осознанных поступков — того, что действительно ценно, — всё остальное не имеет значения. Это всего лишь эмоции наивной импульсивной девчонки, которая влюблена… и очень хочет найти в любимом человеке подтверждение взаимности.

Такая вот горькая правда, если говорить с самой собой начистоту.

Вот только ничего такого мне Морозов не обещал. Да и как он мог, если был не в себе? Разве можно его винить, когда ни один человек на свете практически не способен контролировать желания своего подсознания?! Если он обычный человек, а не какой-нибудь мегапросветленный адепт, конечно.

Настоящая любовь везде себе дорогу пробьет, сквозь любые преграды. И мне с этим фактом остается только смириться.

— Ты куда? — останавливает меня бывший заклятый враг Колька, когда я хватаюсь за ручку двери, ведущей к Морозову. — Твоя палата не там!

— Я знаю, — отвечаю ему спокойно и решительно, а затем тяну дверь на себя.

Мне просто надо увидеть Морозова своими глазами. А там будь что будет.

Глава 35. Грязные секреты нежной принцессы

Павлина сидит на краю постели спиной ко мне и ничего не замечает. Слишком поглощена наблюдением за спящим. И приступ мучительной неуверенности в себе заставляет меня остановиться почти сразу, как я тихо переступаю порог.

Она поглаживает тонкими белыми пальчиками неподвижную ладонь Морозова,