главе движения или заговора. Ее место в кулуарах дворца, в постелях королей, а она прозябает в своем замке, заброшенная, всеми забытая. Историю этой дамы все хорошо знали, поэтому ее позиция по отношению к королю была ясна; приговор, не будучи оглашенным, уже читался на этом строгом лице, в словах этой женщины, и приближенные дофина с нетерпением ждали ее сообщения. Она посылала нарочного, чтобы предупредить их всех: у нее есть план!

Анна оглядела советников принца холодными глазами.

– А теперь коротко расскажите, о чем велась беседа. Я должна понять, готовы ли вы к свержению тирана и глупца.

И они вкратце поведали ей о том, что волновало умы не только их, но и всех, кто видел недомыслие Жана II, его неспособность к управлению государством и, быть может, нежелание выводить страну из тисков кризиса, в которые он сам же ее загнал. Голоса звучали гневно, они обличали, корили, и Анна поняла: она в обществе тех, кто думал так же, как она, так же был недоволен и жаждал одного: наказания.

Она слушала молча, сжав зубы, устремив взор в одну точку на столе. В этих глазах горела решимость, вспыхивали искры долгожданного отмщения; сжатые в кулаки пальцы с хрустом шевелились. Вся ее поза, казалось, говорила о том, что она настроена категорично в отношении того, за чьей жизнью сюда пришла. Она выстрадала свою мечту! Пробил час мщения! И она читала это на лицах присутствующих, слышала в их, полных возмущения, словах. Она все поняла, ей больше не надо было ничего объяснять. И еще в одном она была уверена: тривиальные методы здесь не годились. Не в силах уже сдержать себя, она резко поднялась, гордо вскинув голову:

– Этот человек заслуживает только одного: смерти!

И села. Взгляд побежал по лицам: одно, другое, третье… Никто не отвел глаз: здесь не было малодушных, сомневающихся; решалась судьба королевства – земли, которая взрастила их. Отступить от того, за чем они сюда пришли, значило предать.

Взгляд остановился на прево.

– Вопрос в том, как это сделать, – горячо заговорил тот. – Его нельзя ни сослать, ни заставить отречься, ни упрятать в тюрьму: всегда найдутся сторонники существующего порядка. Значит, король должен умереть. И его есть кому заменить.

– Именно так, – заволновались присутствующие, шумно выразив одобрение при последних словах.

– Сделать это во дворце невозможно, и тому имеются причины, – продолжал прево. – Карл Наваррский немедленно воспользуется траурными настроениями и нападет на Париж; вдвоем с Эдуардом они станут делить Францию. Противостоять мы не сможем: сил нет, войско деморализовано; солдаты до сих пор клянут власть и рыцарей, с которыми не желают больше идти в битву. Следующее: всем известно, как мнителен Жан Второй, повсюду ему мерещатся заговорщики с кинжалами, ядом в руках. Малейшее подозрение вызывает у него приступ бешенства, а навести его на эти подозрения есть кому: Робер де Лоррис, Симон де Бюси, де Тюдель – его советники и их шпионы. На каждого из нас они давно косятся, вот-вот нашепчут своему господину, что готовится заговор. Это присоски гидры; покончив с нею, мы уничтожим и их.

– Верно, Гуго! – вскочил Жан де Вьенн. – Встречаю как-то в галерее Лорриса. «Ах, бедный наш государь, как мне его жаль! Подумать только, вчера проиграл конюшему в шахматы, и это обошлось ему в двадцать ливров золотом. А вы что скажете, маршал? Ну пожалейте хоть вы нашего короля». Бог свидетель, как хотелось мне заехать в морду этому узкоглазому иностранцу, а заодно и его хозяину, и Он же не даст соврать, каких усилий стоило мне не сделать этого.

– Что же вы ответили Роберу? – полюбопытствовал аббат. – Бог, надеюсь, вразумил вас надлежащим образом?

– Он намекнул на топор палача и посоветовал выразить искреннее горе по поводу мата, который конюший поставил королю. Мне ничего не оставалось, как последовать этому совету. Я ушел с мыслью отомстить и твердо уверен в одном: сдохнет гидра, и первым, кому я после этого перережу горло, будет Робер де Лоррис.

– Остальные немедленно переметнутся к дофину, – выразил уверенность Гийом де Дорман. – Избавиться надо и от них тоже: из грязи нельзя выйти чистым. Они будут давать дурные советы и шпионить, как и при покойном монархе. А как думаете вы, графиня?

– Я убеждена: будущее Франции, ее независимость в руках дофина Карла! Он не столь воинственный, как его отец, и в этом вижу его мудрость. Вам известна разница между отцом и сыном: Жан Второй – воин, но не король; дофин Карл – король, но не воин. Именно это должно вызвать моральный и физический перелом в державе. На троне должен сидеть король! Однако ему будет нелегко: придется расплачиваться за глупость того, кто допустил войну. Не в деда умен внук, но не сразу развяжет узел, что тот завязал.

– Филипп Валуа? – пожелал уточнить аббат.

– Упустишь огонь – не потушишь потом. Он упустил. Нынче Франция безумием своим теряет старое – то, что нажил другой Филипп, Август.

– Воистину, где нет кошки, там мышам раздолье, – молвил д’Оржемон. – Валуа глупы; будь король умнее, не пришла бы война. Но и в бурьяне порой вырастает красивый цветок; будет стоять до тех пор, пока не сорвут.

– А дальше?

– Столь глубоко не заплыть никому. Увидишь разве дно у колодца?

– Однако цветку мешает сорняк, растущий рядом, – стал переходить к существу дела Жан де Вьенн, не отличавшийся терпением. Он посмотрел на каждого по очереди и остановил взгляд на Анне де Монгарден. – Мадам, только что велась речь о том, что не представляется возможным выполнить уготованное нам самим Господом дело именно в Париже. Вы не можете быть с этим не согласны, иначе не появились бы здесь. Итак, мы ждем, что сообщите вы нам по этому вопросу. Полагаю, ваши доводы окажутся убедительными, ибо все мы знаем вас как женщину, обладающую острым умом. Говорите, каков ваш замысел, и, если дело стоящее, мы немедленно приступим к действию.

– План, который я хочу предложить на рассмотрение, непростой, – начала графиня, – но он единственный, другого нет и, как я понимаю, быть не может. Покончить с Жаном Вторым надо не в Париже, вы правы, а потому следует сделать так, чтобы король оставил город и оказался бы, таким образом, беззащитным перед ликом вечности, кануть в которую предопределено ему самим небом.

– Как же выманить его отсюда? И куда? А что потом? – посыпались вопросы.

– Прошу меня не перебивать. Высказываться станете, когда я изложу свой замысел. Всем вам известно, что в Кале сидит в заключении Людовик Анжуйский, второй сын короля. Почти