– Сегодня восьмое августа 2098-го года. Мы находимся в посёлке Утиный Брод города Омска, на улице Прямая в доме номер 23.

– Я лягу, – сказала я, вдруг почувствовав непреодолимую усталость.

Я пересела со стула на диван-качалку и положила голову на боковой валик. Грязные ноги на диван я поднимать не стала, оставив их свисать, и в этой неудобной позе тут же уснула. Видимо, напряжение бессонной ночи и события, которые и каждое по отдельности может вывести человека из равновесия, всё же сказались.

Я проснулась от того, что Аня потрясла меня за плечо.

– Просыпайтесь, – услышала я. – Вы уже больше трёх часов спите. Скоро здесь будет невыносимо жарко, сюда солнце придёт, а потолок прозрачный.

Я села. Плед сполз с меня, и я его поправила.

– Что с вами случилось? – спросила Аня, когда я на неё посмотрела. Лицо у неё было строгое и даже сердитое.

– Я не знаю, – хрипло сказала я и прокашлялась. – Я очнулась на детской площадке за вашим домом совершенно голая, в блевоте и, извините, в дерьме. Как и почему это случилось, я не знаю.

– Вы сказали, вас Татьяна зовут?

– Да.

– Значит, имя своё помните?

– Да, имя и фамилию. Татьяна Смирнова. И что я из Новосибирска, помню. Мне надо туда уехать и я там всё вспомню и сориентируюсь. Там мне всё знакомо. Пожалуйста, помогите мне туда добраться. Я не знаю, к кому обратиться ещё.

– Может, всё же обратится в экстренную службу? – сказала Аня. – Они помогут установить, что произошло и помогут попасть в Новосибирск.

– Мне совсем нечего им сказать, – жалостливо проговорила я. – Они же будут спрашивать. Это затянется, а я хочу уехать как можно быстрей. Невыносимое состояние, когда ты вроде бы всё знаешь, но никак не можешь ухватиться хоть за что-то, понимаете.

– Ладно, не хочешь, не говори. Пырзик, баня готова? – приоткрыв дверь прокричала она своему роботу в дом.

– Готова, – услышала я ответ Пырзика. – Одежду я тоже приготовил.

Аня вошла в дом и тут же вышла обратно со стопкой одежды в руках.

– Идём, – мотнула она мне головой.

Она привела меня в баню, стоящую во дворе за домом. В предбаннике она положила одежду на лавку.

– Плед сюда на пол брось, потом постираю. Господи, а это что?

– Это я пакетом из мусорки прикрылась.

– Тоже сюда бросай. Ты до пояса в грязи…

– Это я в луже мылась…

– Вот здесь холодная вода, здесь горячая. Вот ковш, мыло, шампунь, мочалка, мойся. Я сейчас тапочки тебе принесу. Одежда моя, чистая, по росту вроде должна подойти, а вот по ширине. Будет свободно, но ничего.

– Спасибо.

Она ушла. Я принялась мыться. Мне очень хотелось, наконец, смыть всю грязь и почувствовать себя вновь человеком.

– Тапочки! – услышала я из предбанника, когда Аня принесла обувь. – Потом приходи в дом.

– Спасибо! – прокричала я в ответ.

Помывшись, я вытерлась полотенцем и надела трусики, майку, рубашку, лёгкие брючки на резиночке и носки. Обув тапочки, я пошла на террасу и вошла в дом.

– С лёгким паром, – приветствовала меня Аня. – Вон там в ванной можешь оставить полотенце, –показала она. – На зеркале расчёски, щётки, фен, резинки, заколки. Только не долго, ладно, а то я на лекцию опоздаю.

Я кивнула и прошла в ванну, где быстро подсушила волосы феном и стянула резинкой в хвост.

– Садись, – сказала Аня, когда я вышла из ванной. – Чай, бутерброд. Поешь, а я пока тебе обувь подберу. У тебя какой размер ноги?

– Тридцать пять с половиной.

– У меня побольше, так что давить не будут.

Я быстро съела тёплый бутерброд не знаю с чем, с чем-то мясным, покрытым сверху расплавленным сыром, и выпила кружку чая с сахаром. Аня принесла лёгкие текстильные балетки.

– Вот, эти попробуй.

Я надела.

– Ну, как?

– Очень хорошо, – сказала я. – Спасибо, Аня! Вы мне очень помогли.

Она махнула рукой:

– Всякое в жизни бывает. Сейчас довезу тебя до университета, там недалеко вокзал. Держи карточку – это Машкина, дочки моей. Я на неё сбросила тебе на дорогу. Билет ты без двойника или без документа не возьмёшь, но у вокзала можно машину снять – есть любители. Цену назовёт, сбрось половину и от неё торгуйся. Карточкой рассчитаешься. Как всё у тебя утрясётся, карточку мне отправишь. Адрес я прямо на ней написала. Когда получу, буду знать, что у тебя всё в порядке. Поехали. Пырзик, мы ушли. Наведи порядок здесь и в бане.

– Могла бы и не говорить, – ответил Пырзик.

В Тампе ко мне относились трепетно – по-другому я это даже назвать не могу. Единственный неприятный момент был – это тот самый момент появления, момент алформационного перехода. Физический дискомфорт от нахлынувшей непереносимой тошноты и эстетический дискомфорт от непроизвольной дефекации, когда, что называется, изо всех дыр.

Карточку Ане я отправила при первой же возможности с полным восстановлением израсходованных средств и звонила ей потом несколько раз. Никаких подробностей о своём происшествии я ей так и не поведала, хотя особо и не протестовала, когда она сама выдумала для себя какую-то историю, связанную с несчастной любовью. Может, это меня чья-то ревнивая жена застукала со своим мужем. Наверное, у Ани что-то похожее когда-то в жизни было, потому она мне и помогла, ничего не выясняя.

В кураторы мне определили Андрея Эдуардовича – старшего научного сотрудника 39-ти лет. Высокий, стройный, симпатичный брюнет с добрыми глазами и ласковым голосом. С одной стороны, не налюбуешься, а с другой такое впечатление, что я из него верёвки вить могу, но это только впечатление. Он как Хома в старом Тампе, только с виду мягкий и пушистый, а так-то и бульдозером с места не сдвинешь. Ну и, само-собой, я не могла не кокетничать. Где вы видели молодую женщину, которая хоть разок не пококетничала бы при наличии рядом с ней молодого, красивого, умного и доброжелательного мужчины. Я нигде.

Разумеется, меня никто не ждал. Я имею в виду, именно меня. Да никого они не ждали. И про Веру они ни сном, ни духом – караульный патруль