— Понимаю, — пробормотал Юрий. — Понимаю, чтоничего не понимаю. Если бы фотоаппарат в клумбе не нашли, то что?

— То все бы ломали головы — что Роман делал глубокойночью у черного хода под проливным дождем, верно? Началось бы расследование… Атут — простое и ясное объяснение: идиот пошел фотографировать грозу.

— А на самом деле он, выходит, не фотографировал?

— Да нет же, нет! Но кто-то с удовольствием ухватилсяза эту версию. Кто? Кому это было надо? Только тому человеку, который…

— Который сбросил вазу, — закончил Юрий. — Тыэто хочешь сказать?

— Хочу. Роман, видишь ли, занимался.., вредительством.

— В каком смысле?

— Он собирался вредить людям. Но я ему не дала. Яраскрыла его замысел. Он хотел шантажировать нашу маму.

— Софья, ты в своем уме?

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто никогда недогадывался, что наша мама влюблена в нашего дядю.

— Хм, — сказал Юрий. — Зачем мне этоутверждать? Только ради этой любви она и жила с нашим.., папой. Если бы онаразвелась, бабка отказала бы ей от дома.

— Бабка, конечно, тоже все знала. Но если соблюденыприличия, она никогда не станет поднимать скандал. А Роман… Когда понял, чтопроисходит, решил на этом нажиться.

— Господи, чего ему не хватало?

— Денег, — коротко ответила Софья. — Работатьон не любил. В общем. Роман собирался шантажировать Валерия. Я поймала его,когда он писал записку с требованием довольно крупной суммы.

— Ушам своим не верю…

— А потом.., эта ваза!

— Думаешь, это Валерий его шлепнул? И слинял в Африку?Отличная версия!

— Видишь, ты тоже до этого додумался!

— Но почему, черт побери, ты ничего не сказаламилиции? — изумился Юрий. — Здесь же была милиция!

— Я что, должна была рассказывать про шашни собственнойматушки с собственным дядей?!

— Понимаю, — пробормотал Юрий. — Но, можетбыть, это вовсе и не дядя. Может, Роман еще кому-нибудь насолил. Извини, Соня,но твой муж был мелким пакостником.

— Я знаю, — пробурчала та. — Но, кроме него,на мне никто больше не захотел жениться.

— Хороший довод в пользу холостяцкой жизни!

— Так что мне теперь делать?

— Не знаю. Надо подумать, — ответил Юрий. —Никому ничего не говори. Я все обмозгую и приму решение.

— Ладно, — пробормотала его сестра уже болееумиротворенным тоном. — Тогда пойдем спать?

— Пойдем.

Юрий проводил Софью до двери, а сам остался на веранде.Сунул в рот сигарету, но не успел ее зажечь, когда увидел прямо перед сараем,на пятачке, освещенном желтушной луной, чью-то фигуру. Фигура была в черном, ноон, впрочем, почти сразу ее узнал. Марина! Сердце его екнуло и забилось судвоенной силой. Он поспешно сунул сигарету обратно в карман и спустился поступенькам.

«Господи, да я действительно влюбился!» — понял он,почувствовав в себе неодолимое желание подойти к Марине и изо всех сил прижатьее к себе. А потом унести куда-нибудь в чистое поле и предаться страсти,которой он все боялся дать выход.

Он уже сделал несколько шагов по направлению к ней, когдаона вдруг повернулась в его сторону, вытянула руку вперед и крикнула:

— Не подходи ко мне! — После чего нырнула в сарайи захлопнула за собой дверь.

Юрий остался стоять в полном недоумении. Ему даже в головуне могло прийти, что в тени веранды его не видно, и на самом деле Марина еговообще не заметила, а ее гневный крик был обращен ни к кому иному, как кБарону, который после волнующих скитаний по окрестностям забрел ненадолго всобственный сад. Увидев Марину, он сделал стойку, наставил уши и замер, поджавпереднюю лапу. Однако стоило ей скрыться в сарае, как он потерял к ней всякийинтерес. Тем более что неподалеку раздался задорный лай, и ему захотелосьсрочно разведать, что там творится. Барон фыркнул и побежал гулять дальше.

«Может быть, она на что-то обиделась? — расстроилсяЮрий, который не заметил Барона. — Надо немедленно разрулить ситуацию». Онпошел к сараю и, остановившись возле двери, уже хотел было постучать и сказатьчто-нибудь успокаивающее, как вдруг предмет его страсти подал голос.

— И что ты за мной ходишь?! — спросила Марина свозмущением. — Неужели ты не понимаешь, что мне неприятно твое общество?

Юрий до такой степени обалдел, что не нашелся с ответом.

— Я твою морду уже просто видеть не могу! —продолжала она. — Чего стоят одни твои злобные глазки!

Юрий обиженно засопел, Марина услышала и воскликнула:

— Что ты там дышишь? Небось уже облизываешься на меня?Ничего у тебя не выйдет, дорогуша. Я кобелей органически не перевариваю!

Юрий издал горлом сдавленное рычание.

— Противно даже видеть таких волосатых созданий, какты. А уж когда ты дотронулся до меня своим мокрым языком, я чуть не умерла ототвращения!

Решив, что она имеет в виду их поцелуй, Юрий задохнулся отобиды.

— Все, что между нами произошло, говорит только, ободном: ты отвратительно воспитан. Кстати, стой хоть до посинения, я все равноне выйду, пока ты не отвалишь.

Юрий молча развернулся и широким шагом отправился обратно кдому. Он был потрясен. Нет, он был раздавлен. Зачем Марина прежде делала вид,что он ее интересует? И что заставило ее сегодня высказаться стольнедвусмысленно? Вот как она его себе представляет! Волосатый кобель со злобнымиглазками и отвратительным мокрым языком! К тому же еще и плохо воспитанный. Аон-то размечтался!

Самолюбию Юрия был нанесен тяжелый удар. Спать он,разумеется, не лег, но заставил себя не подходить к окну и не высматриватьособу, которая не постеснялась высказать ему в лицо столь ужасные вещи! Илипочти в лицо.

Однако если бы он все-таки выглянул, то был бы немалоудивлен. Из сарая Марина вышла не с пустыми руками. Дело в том, что ей удалосьнашарить на стене выключатель и зажечь лампу под потолком. Тут-то ее взорупредстала та самая воительница, о которой сегодня так много говорили. Онапредставляла собою женское тело без головы и конечностей, и почему Аркадийназывал ее воительницей было совершенно непонятно. «Возможно, позже онприделает ей руку с копьем», — подумала Марина, не удержалась, подошла кстолу и потрогала скульптуру пальцем. Та слегка качнулась — вероятно, былаполой. Марина подпрыгнула, пытаясь заглянуть внутрь. Внутри, по всей видимости,был нехитрый каркас.

«Интересно, — подумала она, — отчего Аркадий такдорожит этим произведением? По правде сказать, дорожить тут особо нечем. Бюст,конечно, вылеплен со знанием дела, но и только… Аркадий же кипятился и дажеобещал оборвать руки всякому, кто посмеет до этой тетки дотронуться!»