которой испортился от влаги и недавнего снега. Теперь в позолоченном слове «Библия» виднелись лишь первые четыре буквы. Алексей поднял одну книгу, открыл ее на середине и принялся листать. Страницы были жесткие, волнистые, но слова еще можно было прочесть, что он и сделал, пальцем проведя по совершенно случайному стиху.

И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные…

Внутри церкви раздался звонкий удар: что-то металлическое с грохотом упало на пол.

Он взялся одной рукой за большое дверное кольцо и потянул на себя. Яркая полоска солнечного света постепенно расширялась, освещая внутренний зал и две половинки доски, лежащие прямо у него под ногами вместе с телом священника, чья ряса была легко различима среди десятка других тел, лежащих вдоль скамей. Костлявые руки священника были вытянуты вперед, где лежали очки-половинки, чудом не разбитые. Алексей открыл вторую створку двери, и солнечный свет упал на другую половину храму, где стояли скамьи и виднелись головы мертвых прихожан.

– Есть тут кто? – сказал Алексей, и внутри его живота все перекосилось одновременно от возможного предстоящего волнения или ужаса.

Молчание.

Алексей зашел внутрь и на всякий случай подпер дверь только что найденным экземпляром Библии. Он зашагал вперед, вдоль скамей, на которых лежали и даже сидели трупы людей, и представил, как они пришли сюда, отчаявшиеся и не понимающие, что происходит. Он прекрасно видел, что бывает, когда один зараженный оказывался в толпе, после чего их уже становилось несколько десятков, а еще позже – несколько сотен.

Алексей обратил внимание на огромное распятие, висевшее прямо над алтарем, там, где обычно стоит священник. Фигура Иисуса выглядела так реалистично во всем этом полумраке, что у Алексея засосало под ложечкой от образа, возникшего у него в голове: большие гвозди, словно черви, выползают из его ладоней и ступней, со звоном падают на алтарь, и он воскреснет во второй раз. В какой-то момент Алексей подумал, что так и произойдет прямо сейчас, когда он вновь услышал шорох, и один из гвоздей как будто повернулся…

Когда, если не сейчас?

Звуки, напоминающие возню, слышались позади алтаря. Лучи солнца не доставали туда, и разглядеть что именно там находилось было затруднительно. Алексей опустил руку в карман и крепко сжал рукоять пистолета, готовясь большим пальцем снять его с предохранителя.

– Кто там? Выходи! – не слишком громко крикнул Алексей. Ответа не последовало.

Он поставил ногу на одну из пяти ступенек, отделяющих его от алтаря, и четко услышал всхлипывания и частые вздохи. Затем что-то невнятное, отдаленно напоминающее слова. Алексей поднялся на еще одну ступень, а затем на еще: ничего не видно. Лишь крохотный луч света доходит до края алтаря.

– Эй, – более настороженно прошептал Алексей.

Он посмотрел за алтарь и, благодаря тому, что глаза успели немного привыкнуть к полутьме, смог разглядеть человеческую фигуру – совсем маленькую человеческую фигуру. Это был ребенок, маленький мальчик. Алексей дернулся, сделав шаг назад. Он вспомнил, когда в последний раз слышал подобное бормотание и всхлипы, вспомнил, что среди них могут быть и дети. А еще он вспомнил, как собственноручно сбил одного подобного мальца по дороге в хижину, совсем недалеко отсюда. Все это время он пытался гнать прочь те картинки, что мучили его по ночам, но сейчас они всплыли еще более отчетливо, чем прежде.

Нужно убираться отсюда.

Рядом он заметил пустые банки из-под консервов, внутри которых еще виднелись свежие кусочки мяса.

Алексей уже опустил ногу на ступень, когда раздался громкий скрип деревянной двери, и мрак окутал его. Одна створка, та, что не удерживалась Библией, закрылась, заставив сердце Алексея сжаться так, словно его взяли в кулак и выжали как мокрую половую тряпку. Не успел он понять, какую глупость совершил, забыв подпереть и ее, как почувствовал сильную острую боль в своей левой кисти. Он повернул голову в сторону алтаря и увидел невероятно исхудалое детское лицо с темными волосами. Все лицо покрывала засохшая кровь, глаза мальчика бешено бегали из стороны в сторону. Он вцепился зубами в кисть Алексея так крепко, что тому пришлось ударить его по голове со всей силы, чтобы освободиться. Ошарашенный, он спустился вниз, поглядывая то на свою окровавленную руку, то на мальчика, медленно сползающего по ступеням. Крохотный скелет, на который натянули тонкий слой кожи, полз в сторону Алексея, вытягивая маленькие пальцы вперед. На его маленькой ножке была затянута веревка, которая не давала продвинуться ему дальше полутора метров.

Первые пару шагов в сторону выхода Алексей пятился не сводя глаз с постепенно приближающегося зараженного мальчишки, а затем развернулся и побежал прочь из церкви.

На лик распятого Иисуса Христа вновь упал мрак, и слышно было лишь всхлипывание и рычание маленького мальчика, должно быть, впервые за несколько месяцев вкусившего человеческой плоти.

Алексей не помнил, как дошел до машины, потому что голова его была занята ужасающим предположением.

Я стану одним из них?

Он поглядел на свою кисть, где отчетливо виднелись следы от зубов в виде крохотных дырочек, словно кто-то воткнул туда несколько зубочисток. Небольшие капельки крови падали то на землю, то на его джинсы. Тут же вспомнились герои фильмов ужасов: когда одного из героев кусали зомби, он, чтобы вирус не добрался до мозга, отрезал себе руку или ногу. В какой-то момент Алексей был серьезно настроен провернуть этот трюк, но понял, что делать это, ориентируясь на кинофильмы, было бы глупо: к тому же поблизости не было никаких инструментов, чтобы сделать подобное. Да и времени для поиска инструмента у него не было, вирус продвигался к его голове с каждой минутой.

Ему послышался чей-то голос, который он счел за галлюцинацию.

Он принялся бить кулаками по рулю, ругая себя за то, как неосторожен он был. Наконец, после десятка ударов, он спрятал голову ладонях и принялся думать, что же ему делать дальше, пока он нормальный, пока он еще способен мыслить как человек. Он нащупал пистолет в кармане, убедился, что тот еще снят с предохранителя, и засунул дуло себе в рот. Прищурил глаза, на языке почувствовал вкус металла, от которого сводило зубы. Перед глазами Диана, та самая, что была до катастрофы, улыбается и берет его за руку.

Любишь меня?

Люблю.

Саша. Он никогда не увидит, как растет его дочь, как рождается его будущий сын. Он никогда не сможет ответить ему, когда тот подрастет, что произошло и почему мир погиб.

Может, оно и к лучшему.

Указательный палец