— И что же вы делаете? — осведомилась, возникнув грозным и недреманным оком в дверях квартиры напротив.

Ключ с замком не дружили, В прошлый раз отмычками я управилась быстрее.

— Дверь отпираю, что тут непонятного? — ответила я, одарив ее неприязненным взглядом.

— А кто за этой дверью живет, вы знаете?

— Димка живет, Филиппов, дружок он мой! Тебе интересно?

— Ну, ладно, — нехотя поверила она и скрылась.

Стоило ей убраться — щелкнул неподатливый замок.

Следуя хозяйским указаниям, я без труда нашла все, что нужно, плотно запаковала в меховую куртку и мирно удалилась, закрыв дверь на два оборота.

Да, с одеждой для Дмитрия вопрос решился без осложнений. С большим узлом под мышкой — в куртку завернулось все; от трусов до башмаков, — я вышла из подъезда, осмотрелась, готовая дать ответ на любые вопросы любопытствующих соседей. Задержала взгляд на машине Дмитрия, находившейся на прежнем месте, и не спеша, бережно уложила узел в багажник своей «девятки»

Вот вам, извольте! Средь бела дня, на виду у всех посторонний человек из чужой квартиры вынес ворох очень неплохой одежды и уехал с ним в неизвестном направлении. Грабили, люди, ваши квартиры, и будут грабить! И ничего вы с этим не сделаете и не пытайтесь даже! Вы и не пытаетесь.

Только собралась я трогаться в путь, как в окошко моей «девяточки» заглянула знакомая физиономия.

Открыла я дверцу:

— Садись, Паша. Что скажешь?

— Время идет, Ведьма.

Знал бы ты, Пашенька, как надоел ты мне. Ладно, родненький, давай-ка я с тобой по-другому поиграю.

— Идет, знаю, что идет, Паша. Да эти Филипповы…

Взметнулся весь, зацепила!

— Что Филипповы? Куда делись?

— Вера сбежала из города, видно, договоренность у них с братом такая была. А Дмитрий — у меня, еле живой, я его с того света вынула. Есть здесь люди, которым он нагадил так, что его приговорили. Знала бы я про это раньше, так не поручилась бы…

Для Паши это новость. И, чувствуется, верит. Умею я разговаривать так, что мне верят и безо всякой экзальтации, без пропарывания мебели.

— А зачем вынимала? Пусть подыхал бы!

Смотрит Паша на меня снизу вверх умными глазами, с недоброй такой хитрецой. Далеко пойдет парнишка. Не чета он Фиксатым, Лобанам и подобному им уголовному быдлу.

— А чтобы от поруки освободиться, — отвечаю. — Я про Дмитрия теперь и думать не хочу. Отдаю его тебе — и в расчете. Бери с него что и как хочешь.

— Я возьму!

Опять у него кулаки сжались. Но на сей раз от настоящей злости.

— Я и сестру из него вытрясу! Подонок!

— А тебе, Ведьма, на будущее советую не поручаться так легко за всякую шваль, а та ведь и не простят тебе, как я, в следующий раз.

— Хорошо, Ява, ответ твой я уважаю, но жить буду своей головой.

— Ну, живи, живи!

Эмоциональная часть на этом завершилась, и мы еще немного побеседовали на темы чисто технические — обговорили детали передачи Дмитрия и степень моего участия в этом. Он понял и принял мое желание оказаться пленницей вместе с Филипповым, так, как и нужно было, не усомнившись в чистоте моих помыслов. Это было удачей и повышало шансы обвести бандитов вокруг пальца.

Расстались же мы почти сердечно, довольные друг другом.

4+16+29 — «Не тратьте времени на сожаления о случившемся. Происшедшее всегда оптимально. Участвуйте выбором в предстоящих переменах».

Кости, поблескивая гранями, лежали на ладони и успокаивали меня в грехах совершенных и совершаемых. А предстоящие перемены, события то есть, мною уже выбраны, более того, можно сказать — организованы. Организованы, надеюсь, ко благу моему и Дмитрия Филиппова.

Не по-зимнему яркое солнце грело меня сквозь лобовое стекло машины. Черные частоколы резко выделялись на снежной, слепящей белизне. Снежной белизной окружены дачные особняки и сараюшки и одеты ею же сверху, как неровными, неопрятными шапками. В приспущенное окошко дышит не вызывающий озноба ветерок, пахнущий чистым дровяным дымком. Зима еще в силе, но уже на исходе. Кожей чувствуется.

Год назад, примерно в это же время — было тепло, но с крыш не капало, — тоже на даче, осуществился мой роман с Костей Чекменевым, человеком во многих отношениях достойным. «Совращение строптивой» — дала я название тем четырем, проведенным вдали от всякой надоеды дням. Вот уж где мне не пришлось тратить время на сожаление о случившемся! Впоследствии нашего с ним суммарного ума вполне хватило для сохранения на долгое время приятных взаимоотношений без каких-либо попыток ограничить свободу друг друга. А значит, происшедшее между нами было оптимальным. Мы и сейчас телами дружим. Видимся, правда, редко, за суетой, которая у каждого своя. Но зато как хорошо нам видеться!

Лирика, лирика! А вот это уже проза. Из двери избушки появился Дмитрий со сбитой на затылок шапкой и в куртке нараспашку. Пришлось подождать, долго он там пробыл. Чай со сторожем гонял, что ли? Ой невежливо по отношению к даме!

Следом за ним, мелко перебирая ногами, обутыми в валенки со срезанными голенищами, скатился по ступенькам Ефимыч, затрусил сбоку широко шагающего Дмитрия, что-то быстро ему говоря и отчаянно жестикулируя обеими руками. У калитки Дмитрий соизволил наконец повернуться и глядел снисходительным барином до тех пор, пока у сторожа не иссяк словесный поток, после чего коротко рассмеялся и хлопнул Ефимыча по плечу. Тот рассмеялся тоже.

Я открыла дверь изнутри.

— Извини, пришлось задержаться, Дмитрий забросил вперед себя кожаный облезлый кейс и, перехватив мой заинтересованный взгляд, со вздохом взялся за пояснения.

— Сто лет назад хорошо было сто лет назад, правда? — спросил, подавшись ко мне всем телом.

— Нормально! — согласилась я, трогая машину с места.

— Так вот, сто лет назад собрался я сюда поработать в тишине. Добрался на попутках — машина в ремонте была, и захватил с собой весь свой юридическо-финансовый архив. — Он побарабанил пальцами по кейсу. — Не помню кто и зачем, но наутро выдернули меня по сотовому в город. Бумаги с собой брать не стал, оставил Ефимычу на сохранение.

Он посмотрел на меня: как, мол, реагирую на его вранье. Я никак не реагировала. Осторожно вела машину по ледяной дороге, всемерно сдерживая внутреннее ликование.

— Срочных среди них нет, так и валялись с тех пор у него. А теперь кто знает, где завтра буду, лучше при себе держать.

Недооцениваешь ты меня, поплавок мазутный, до такой степени, что не сообразил бумаги свои забрать после моего отъезда. Это тебе отрыгнется! А с Ефимычем ход верный, молодец! Возникнет у людей нужда в твоих бумагах, будут их искать в ваших с Верой квартирах, на даче, еще где-нибудь, но только не в избенке сторожа.