Меня захлестнуло второй волной раздражения, и, убрав в карман книжку с драгоценными сейчас для меня цифрами, я осведомилась:

— Шпионил за хозяевами, гость дорогой?

Он состроил гримасу удивления, но, заметив недобрых бесенят в моих глазах, переключился на шутку:

— Интересуемся! Случайно расслышал — о Чебоксарах говорили, подумал — чего это? Соизволите рассказать?

И изогнулся в угодливом полупоклоне.

— Соизволю, — ответила, — в свое время, а сейчас пока рано.

— А чему сейчас время?

— Исправлению глупостей.

Он насмешливо хмыкнул, и тут меня прорвало. Не люблю в людях избытка самоуверенности.

— Тебе не кажется, — заговорила не судящим ничего хорошего голосом, — что утопление в мазуте — смерть, достойная такого оригинала, как ты?

Он подергал головой и плечами, изобразил отвращение,

— И что к этому времени она, возможно, уже состоялась бы, впечатления не производит?

Подействовало.

— Ты что, Татьяна, с цепи срываешься? — проговорил уже нормально.

— Задаю третий вопрос, на который рассчитываю получить ответ: в чем причина того, что ты так основательно влип в передрягу?

— Обстоятельства оказались сильнее, — ответил, усаживаясь в кресло, в котором провел ночь.

— Обстоятельства созданы твоими действиями. Поговорил бы ты позавчера на даче с Геной Слипко, бывшим работником Аркадия, по душам, извернулся бы, объяснил бы ему кое-какие вещи, глядишь, и не пришлось смерти ждать с носками во рту!

Морщится Дмитрий, сильно морщится, не по душе ему и мои слова, и моя неожиданная осведомленность.

— Ладно, позади все! — машет босой ногой. — Благодаря Татьяне Ивановой.

Предложения вернуться к шуточкам я не принимаю.

— Ты полагаешь? Есть еще на тебя, заяц, охотники. Эти не боятся кровью забрызгаться, кончить тебя собственноручно, не прибегая к ухищрениям вроде мазута. Охота начнется сразу, стоит тебе выйти отсюда. Облава — есть такой вид охоты, и загонщики у них высшей квалификации, а псы — борзые! Хорошо, Веру я вовремя спровадила. В Чебоксары, Дима, в Чебоксары, как вы с ней договаривались! — пояснила и не дала ему рта раскрыть. — Так что под ударом — ты один. Держись, это все, что могу тебе посоветовать.

— Что же делать? — спросил сам себя после довольно продолжительного молчания, во время которого, как мальчишка, грыз ногти. — Уезжать?

Это уже мне.

Я развожу руками.

— И это не все!

— Достаточно!

Пытается бодриться парень, но получается плохо.

— Что еще-то?

Я отвечаю, глядя в сторону. Зрелище человека, находящегося в отчаянном положении и понимающего это, мне удовольствия не доставляет.

— Ты забыл об эксгумации.

Он молчал и опять надолго занялся ногтями. Я терпеливо ждала.

— Да, вот это облава! — покачал головой.

— Ты осознал наконец необходимость?

Я встала и ушла на кухню, давая ему время переварить преподнесенное с такой ясностью и войти в кондицию. Со стола он убрал и посуду вымыл. Чистота на кухне, все как должно быть, Не успела я кофейку попить в тишине и покое — пришлепал следом. Огорченный и растерянный, сел на табуретку по другую сторону стола.

— Хорошо, я из города уеду. Поможешь мне?

— Это что же, ты унесешь отсюда зад, а мне свой под паяльник подставлять? На мне же ответственность перед бандитами за уплату по рэкету. Благодарю покорно!

— Ну ладно, я сам.

Дмитрий отгородился от меня железобетонной стеной из четырех слов: «Каждый сам за себя!» Я рассыпала ее легким прикосновением — достала, раскрыла на нужном месте и положила на стол записную книжку. Он все понял сразу, по глазам было видно, но для гарантии я уточнила:

— Уж если мне удалось добыть эту информацию, то официальному следствию, после эксгумации, после того как убедятся, что вместо Аркадия вы с Верой похоронили другого человека, и вовсе труда не составит заполучить эти данные, что бы там ни говорили о тайне банковских вкладов. От денег своих, ребята, вы никуда не денетесь, не те вы люди, чтобы бросить их и начать с нуля, а значит, везде будете у розыска как на ладони. А в таком случае зачем уез^ жать? Бежать от мафии? Лучше явиться с повинной.

Глаза у Дмитрия были колючими, шутить ему расхотелось. Прижала я его сильно, со всех сторон сразу. Да и как не прижать этакого-то лопуха.

— Что мне делать? — спросил со злостью.

Это не вопрос. Это ожидание инструкций. Это покорность.

Очень многим покорность по душе и на деловом, и на бытовом уровне. Я пользовалась ею и сейчас воспользуюсь, на воспитание у меня нет времени. Но всегда предпочитала покорности партнерство, сотрудничество, основанное на взаимопонимании. Оно не связывает ответственностью за подчиняющегося и гораздо выгодней.

— Предоставь мне решить твои проблемы. Я выведу из-под удара и тебя, и себя.

Он глянул с надеждой.

— Это возможно! — заверила его я очень уверенно. — Но возможно при полной твоей откровенности и доверии к моим действиям.

Он был сильно поколеблен, но остатки недоверчивости еще сохранял.

— В девяти из десяти случаев я совершенно точно знаю, что делаю, — объявила я ему об уровне своего профессионализма.

Он молча принял это к сведению.

— Не переживай! — подбодрила. — Помнишь, что ты сказал, когда после мазутной емкости ряшку свою грязную снежком умыл?

Не помнит он. Провал в памяти. Счастливый!

— «Жить будем!» — вот что! И выматерился как следует!

Он кивнул, поджав губы:

— Жить можно по-разному. Глубокая мысль!

— Умничка! Поэтому думай быстренько, куда тебе, орлу голозадому, сейчас лететь, чтобы живым остаться.

— Отвези меня на дачу, хорошо? Поживу пока там… А за это еще и на любые твои вопросы отвечу. Но на даче, ладно?

Быстро прикинула возможность его побега с дачи в неизвестном направлении — нет, не настолько он глуп, и согласилась.

Я была уже в дверях, когда Дмитрий попытался внести изменения в план действий и предложил отвезти его к машине: мол, на ней готов уехать и голым, тем более что на даче есть во что одеться. Я ответила, что неприятности отрицательно сказались на его умственных способностях, на что он слегка обиделся, и решила, что даже до дачи везти его в таком виде будет несколько… экстравагантно, что ли. Одеть мужика надо.

Проникновение в квартиру Дмитрия Филиппова состоялось на этот раз без проблем и волнений. Взволновалась соседка, когда я, нагло громыхая связкой ключей, спасенных мной из рубища перед его уничтожением, отыскивала нужный и вставляла в замочную скважину.