– Да, конечно…

Карточный долг – это святое. Тем более что у него есть чем расплатиться. Нет, не сейчас, месяца через два, ну максимум через три. Скоро он станет получать причитающуюся ему долю с левого производства.

Он вежливо попросил Тимофея немного подождать с выплатой карточного долга. Парень любезно согласился.

А через три дня произошло несчастье. Он поставил машину в гараж, хотел было закрыть ворота, но вместо него это сделали другие. В гараж ворвались два мордоворота, закрыли ворота изнутри. У одного в руке нож, у другого – топор. Егор Демьянович почувствовал предательскую слабость внизу живота.

– Ты чо, фраер, совсем припух! – взревел мордоворот с ножом.

– Ты бабки собираешься возвращать? – спросил второй.

– К-какие бабки?

– А которые ты Тимохе просадил… Восемьдесят косарей!..

– А-а, это… Так мы же договорились… Он сказал, что подождет…

– Так он ждал. Два дня ждал. А ты, болт, ни мычишь, мля, ни телишься…

– А-а вы кто такие?

– Мы-то? Мы это судебные приставы, гы-гы… Слыхал про воровской суд? Так вот, чувак, этот суд постанову тебе задвинул – восемьдесят косарей на бочку!.. Гони бабло, козел!

– А-а, да, конечно… К какому сроку?

– Какой, хрен, срок? Все сроки вышли, понял!.. Прямо счас бабки на бочку, ну!

– Но у меня нет таких денег… Не могли бы вы немного подождать…

– Два дня ждали… Короче, нет бабок, тогда жизнь свою гони…

Уголовник ударил Калиткина кулаком в живот, а когда тот согнулся, зашел сзади, обхватил голову рукой, задрал подбородок. И приставил к горлу нож… Ослабший узел внизу живота развязался – в штанах стало мокро и тепло. А в душе могильный холод…

– Ну так чо, долги возвращать будем? – спросил мордоворот с топором.

– Да-а… – с хрипом выдавил из себя Егор Демьянович.

– Так бабок же нет… Короче, есть вариант. Ты сейчас пишешь заявление. На имя Бахметьева… Знаешь такого? Знаешь… Так вот пишешь, что я, такой-сякой, отказываюсь от должности директора мехового комбината. Прямо сейчас и напишешь! А мы с тебя долг списываем. Все до копейки. Ты никому ничего не должен.

Калиткин отчаянно закивал. Да, он согласен! И тут же уголовник отпустил его, убрал нож от шеи. И сразу же расхотелось отказываться от должности. От денежной должности!

– А можно… можно я с процентами вам буду отдавать… Через месяц отдам пятьдесят тысяч, еще через месяц столько же, еще… Три раза по пятьдесят тысяч. Это же почти в два раза больше, чем восемьдесят тысяч!

Он думал, что уголовники с радостью примут это предложение. Но нет, они угрожающе мотают головами… И тут до шокированного дельца дошло, что дело здесь вовсе не в деньгах. От него требуют отказа от должности. Значит, карточный долг – это всего лишь эпизод в большой игре, развернувшейся вокруг мехового комбината. Но этот эпизод может стать для Калиткина последним в его жизни, если он сейчас же не спишет с себя долг. А сделать это он мог только одним способом. Да, он напишет заявление. Да, он хочет жить.

2

Глеб Васильевич смотрел на своего назначенца с плохо скрываемым презрением. Надо же было так ошибиться в своем выборе. Оказывается, Калиткин непроходимый тупица, если позволил обвести себя вокруг пальца. Сразу должен был сообразить, что карточный долг ему навязали воры. И парень с глазами херувима был самым обычным воровским каталой, который ухитрился проникнуть в общество солидных людей.

– Глеб Васильевич, вы же должны понимать, что это такое – карточный долг, – хныкал Калиткин. – Если бы я с ними не рассчитался, они бы убили меня… Это же воры. Это же бандиты. Им человека убить, что плюнуть.

– Ты кретин, Калиткин! – зло сквозь зубы процедил Панфилов. – Ты бы мог сразу обратиться ко мне. Я бы дал тебе восемьдесят тысяч в счет твоей доли. Ты бы расплатился с долгами, и никаких проблем… А так ты написал заявление, и оно уже на столе у Бахметьева…

Теперь Глеб Васильевич точно знал, что начальник местной промышленности продался ворам и пляшет под их дудку. Но только это дело у него не пройдет. Сейчас Калиткин отправится в прокуратуру, расскажет там, каким образом его вынудили написать злосчастное заявление. Отказ от должности будет признан недействительным. Все просто.

Только что-то не очень хотелось видеть Калиткина на посту директора комбината. Не тот он человек, который нужен Панфилову… Но, увы, уже поздно что-то менять. Приказ в министерстве почти состоялся. А разводить сыр-бор с новым назначением – это большая потеря и во времени, и в деньгах. К тому же воры развернули борьбу за своего назначенца. Так что уж лучше пусть будет хреновый директор, но свой, чем толковый, но чужой…

– Могу успокоить тебя, Егор, – недовольно изрек Панфилов. – Твое заявление никакой силы не имеет. И то, что Бахметьев удовлетворил твою, хм, просьбу, ничего не значит. В любом случае ты остаешься на посту директора. Это мое слово!

Но что-то не видно радости на лице Калиткина. Все что угодно – растерянность, страх, но только не радость…

– А как же карточный долг?.. – испуганно спросил он.

– Я дам тебе деньги. Пойдешь к продажному Шелковицкому, вручишь ему восемьдесят тысяч, пусть отдаст их своему воровскому боссу.

Глеб Васильевич нисколько не сомневался, что Максим Шелковицкий попал под влияние Воронца, по его указанию и поставил Калиткина под шулера… Зашевелился вор, раскинул свою паутину над комбинатом. И не так-то просто будет с ним сладить… Но без боя сдаваться нельзя. Иначе Воронец сожрет с потрохами не только комбинат, но и рождающийся банк.

– Да как вы не понимаете, Глеб Васильевич! – схватился за голову Калиткин. – Дело-то не в деньгах, дело в заявлении… Если я стану директором, значит, я не рассчитался с карточным долгом. А карточный долг – это свято. За это убивают. Убивают!!! А я хочу жить. Жить!!!

– Прекрати истерику! – гаркнул на него Панфилов. – И делай, что я тебе говорю! Откажешься от директорского кресла, я сам… Я сам… Поверь мне, кретин, до старости ты не доживешь!

Печник оправдывал возложенные на него надежды. Провел со своими архаровцами разъяснительную беседу, легко завербовал их в свою боевую бригаду. Решил проблему с оружием – у каждого будет помповое охотничье ружье иностранного производства. Деньги на это выделены. И транспортный вопрос тоже решен. По своим каналам Глеб Васильевич пробил по госцене две дефицитные «девятки»… Короче говоря, Печник вполне был способен провести такую акцию, как физическая ликвидация Калиткина. Нет, убивать его не стоит. Но пусть это убожество знает, что смертельная угроза для него исходит не только от воров, но и от самого Панфилова.

Судя по всему, Калиткин понял политику своего босса. И с его подачи отправился в прокуратуру писать заявление.

* * *

На Бахметьева было жалко смотреть. Казалось, еще чуть-чуть, и этот кусок говна расплачется.