Этельстан пристроился в углу на одной из широких, выложенных подушками скамей, стоявших вдоль стен королевского охотничьего домика в Корфе. Слуга поставил рядом с его рукой чашу с элем; вокруг крутилось несколько собак, а одна из них, обнюхав его сапоги, с громким ворчанием улеглась подле них. Под соломенной крышей витал запах дыма очага, а в комнате приятно пахло костром и жареным мясом. По стенам были развешены головы и рога оленей, как немое подтверждение предназначения этого домика и свидетельство изобилия дичи на острове Пурбек.

Вытянув перед собой руку, он стал немного покручивать ею, стараясь расслабить мышцы, не привыкшие к охотничьему луку. Лето прошло без особых происшествий, слава Богу, и в этом укромном убежище было спокойно и мирно – по крайней мере, до тех пор, пока его братья со своими компаньонами не налетели сюда, как стая пронзительно кричащего воронья. В данный момент, правда, все эти люди, устав от преследования оленя по холмам, вели себя относительно спокойно, и он подумал, что трудно найти лучшее место, где можно было бы провести вторую половину этого промозглого октябрьского дня.

Ему нравился этот дом, несмотря на его грязную историю, связанную с предательством и убийствами. Он точно не знал, где именно был убит его праведный дядя король Эдвард. Отец мог бы показать ему, но с момента смерти Эдварда он ни разу здесь не появился, и неприязнь короля к Корфу делала это место особенно привлекательным для Этельстана. Его воспоминания об этих краях были не запятнаны присутствием вечно хмурого отца или мыслями о другом короле, убитом здесь несколько десятилетий назад. Его братья чувствовали то же самое, и Корф превратился для них в своего рода убежище, где они могли с удовольствием проводить время вместе со своими друзьями и компаньонами.

По общему согласию, женщины сюда не допускались – даже служанки, хотя в ближайшей деревне была масса девушек, всегда готовых составить компанию королевским особам за небольшое количество серебра. Он подозревал, что его младший брат в данный момент как раз наслаждается благосклонностью одной из жаждущих девиц, поскольку, когда они проезжали через деревню, он остановился у одного дома и махнул остальным рукой, чтобы они ехали без него. Эдгару достанутся самые лучшие девушки, в этом можно было не сомневаться. Со своим ровным характером, привлекательной внешностью и щедрой рукой, он был здесь даже более популярен, чем король-мученик, который привлекал в построенную в честь него церковь пилигримов с их кошельками.

Он взял свою чашу и отхлебнул большой глоток эля, после чего, утершись тыльной стороной ладони, по очереди посмотрел на своих младших братьев. Эдмунд, который любил держать ухо востро и хорошо платил за сведения, стоял с группой мужчин у огня, с интересом склонив свою темноволосую голову набок. Время от времени он бросал взгляд на дверь, но в основном, похоже, внимательно слушал, видимо, какие-то местные сплетни. Если среди этого окажется что-то полезное, Эдмунд потом поделится с ним.

В другом конце залы Эдрид и Эдвиг расчистили место на помосте для сна и с полудюжиной своих компаньонов метали кости. Некоторое время он следил за их игрой и нахмурился, когда Эдвиг вдруг встал на колени, наклонился к одному из игроков и принялся ожесточенно отвешивать ему пощечины. Жертва этого нападения даже не пыталась уклониться от ударов – в конце концов Эдвиг был этелингом, – и Этельстан уже хотел вмешаться, чтобы остановить это, когда Эдрид приказал брату прекратить. Эдвиг громко расхохотался и, повернувшись спиной к игре, едва не свалился с платформы, потому что был непристойно пьян.

Господи, он пьет целыми днями напролет. То, что сегодня утром он смог держаться в седле, говорило либо о его незаурядном искусстве верховой езды, либо о большой удаче – но ни то ни другое не могло выручать его вечно. Пьяному или трезвому, но Эдвигу доставляло удовольствие дразнить и подстрекать людей, пока они не теряли осторожность и не приходили в ярость. Король уже дважды выплачивал вергельд за учиненные им избиения, заканчивавшиеся смертью. Эдвиг, однако, не мог всегда рассчитывать на своего отца или братьев, которые выручали его из беды. «В один прекрасный день, – подумал Этельстан, – все это плохо кончится».

Эта мысль напомнила ему слова зловещего пророчества, которые были произнесены шепотом, но тем не менее до сих пор звучали у него в голове. Правда это или нет, думал он, но Эдвига определенно ждало плачевное будущее, если кто-нибудь не заставит его образумиться. Однако делать это в семнадцать лет, похоже, было уже поздно.

Размышления его были прерваны, когда через заширмленный проход в залу вошел человек и сразу обратился к Эдмунду, который, как только сейчас понял Этельстан, ждал его. Через мгновение вновь прибывший уже целенаправленно двигался к скамье Этельстана. Это был Вульфнот из Сассекса, один из королевских танов. Прибыл он издалека, поскольку сапоги его и плащ были забрызганы грязью, а на лице под короткой копной седых волос была заметна печать усталости.

Этельстан кивнул ему, отметив про себя, что комната внезапно опустела и в ней остались лишь его братья да еще старый верный слуга. Старый Осрик принес табуретки и еще эля, а Этельстан сделал один большой глоток из своей чаши, чтобы подготовиться к тому, что его братья и Вульфнот собирались выложить ему. Проглотив напиток, он сердито взглянул на Эдмунда.

Что он теперь затеял? Определенно, это не было связано с Эльгивой: девушку не видели уже два года, и, если у нее есть хоть капля здравого ума, она давно забилась в какое-то безопасное убежище за морем. Вульфнот просто не мог иметь никакого отношения к ней.

Или все же мог? Что, если он обнаружил ее где-то в Сассексе, скрывающуюся прямо у них под носом?

Невнятно пробормотав проклятья, он слегка выпрямился и пожалел, что не остался с Эдгаром, который сейчас беспечно прелюбодействовал в деревне Корф.

– Похоже, – угрюмо сказал он, – кто-то созвал тут совет.

– Пустая трата времени эти вонючие советы, – промямлил Эдвиг. Он стоял, прислонившись к одному из опорных столбов в зале, с чашей эля в руке.

Этельстан был удивлен, что Эдвиг вообще мог держаться на ногах.

– Разве мы не подождем Эдгара? – спросил он.

– Я уже послал за ним, – ответил Эдмунд. – Вульфнот здесь представляет нескольких южных лордов. Он хочет поговорить об Идрике.

Значит, все-таки не о дочери Эльфхельма. Слава тебе господи.

– Ах, этот мерзкий Идрик, – сказал он, поднимая чашу в сторону Вульфнота, который, как всем было известно, ненавидел Идрика. Господи, его ненавидели все, но у Вульфнота на это было больше оснований, чем у большинства. – Человек, которого выдвинули в элдормены, минуя по крайней мере одного во всех отношениях более достойного кандидата, – кивнул он в направлении Вульфнота, который ответил на это хмурым взглядом, – и чье влияние на короля, похоже, растет день ото дня. Обожаемый муж моей сестры и любимец моего отца. Что еще можно сказать про Идрика?

– Что это убийца и вор, мразь, самое подлое ничтожество, которое когда-либо пятнало своим присутствием двор вашего отца, – прорычал в ответ Вульфнот.