– Миалинта знает место, где десять лет назад появился первый фаит.

– Десять лет назад? – удивился Громбакх.

– Да. Потом их восемь лет не было. Они вернулись только два года назад.

– Зачем ей это? – вновь спросил следопыт.

– Она уверена, что там поймет, как остановить туман. Говорит, все дело в первоисточнике.

– Бредовая затея, – поморщился охотник.

– Это недалеко. На окраине Саэльских лугов.

– Подземелье Искарута?

– Вы знаете об этом месте?

– Слышали, – уклончиво ответил охотник и посмотрел на Тенуина. – Это совпадает с тем, что ты говорил.

– Лигур, – кивнул следопыт.

– Но это ничего не меняет. Это не наша забота. Наша дорога ведет вниз, в Целиндел.

– Лигур? – удивился я. – Наследие Предшественников?

– Ну да, наследие, – усмехнулся Громбакх.

– Но как лигур может быть связан с туманом? Я думал, лигуры помогают людям выживать в Землях Эрхегорда, а не напускают на них мглу.

– Всяко бывает…

Охотник достал уже знакомый мне стеклянный бутылек. Окунул в него палец и старательно смазал носовые бурки, после чего как следует вдохнул. Запахло не то сиренью, не то полевой желтянкой.

– Все эти века наследие Предшественников нам помогало, – проговорил Тенуин, – но теперь что-то меняется. Многие чувствуют это. Меняются сами Земли.

Следопыт говорил тихо, монотонно. Ненадолго отвлекся, доставая короткую деревянную трубку – полностью гладкую, лишенную узоров. Чиркнул серными полосками и неторопливо затянулся смородиновым дымом. Теперь говорил, изредка отвлекаясь на трубку:

– Лигуры и раньше проявляли себя странно, но почти всегда приносили жизнь. Теперь они все чаще несут смерть.

В Кумаранских гробницах до сих пор лежит бóльшая часть того, что нам оставили Предшественники, в том числе и самые крупные предметы. Эрхегорд запечатал пещеру, и с тех пор даже в Темную эпоху никто не нарушал его печать.

И все же вынесли много, очень много… Из всех лигуров чуть ли не половина оказалась пустышками. Тот же алианит, те же черные узоры из коротких и длинных полосок. Подлинный лигур, перековать который можно только на свирном огне, – другой огонь его не беспокоит.

Тенуин выпустил долгое, полупрозрачное облако смородинового дыма, а я одернул манжет нательной рубахи. Не хотел оставлять правое запястье открытым.

– Что значит пустышка? – спросил я.

– То и значит, – отозвался Громбакх. – До старой гузки никому не сдались. Ничего не дают, ни на что не влияют. Бесполезные куски металла.

– Всегда самым сложным в работе с лигурами было узнать их точное назначение, – монотонно продолжил Тенуин. – Первые лигуры испытывал сам Эрхегорд. Потом для таких испытаний в долине под Эридиусом построили целый город – Мактдобур.

– Паршивое местечко, – буркнул охотник.

– Последние испытания в Мактдобуре проводились еще до Темной эпохи. Все было хорошо…

– А в один прекрасный день там все чокнулись! – хохотнул Громбакх.

– Никто не знает, что там случилось. Исследования отменили, наместника арестовали и казнили.

– Вместе со всей семейкой.

– Красный легион, тогда еще стоявший на службе ойгура, запечатал городские ворота. Потом возвел дополнительную стену – защиту от того, что было внутри, а не снаружи. О судьбе жителей Мактдобура ничего не известно.

– Ясное дело, красные их всех до одного перебили. Милое дело. Им только дай повод.

– Это одна из версий. По другой версии жители сами исчезли.

– Ну да, сами вырыли себе могилки и легли туда в ночных колпаках.

– Официально объявили, что город уже был пуст, когда в него вошли красные отряды зачистки. Им даже не пришлось никого убивать или арестовывать. Впрочем, лигуров к тому времени там осталось немного.

Лигуры с выявленными свойствами сразу отправлялись туда, где они могли больше всего пригодиться, – передавались наместнику города и родовому представителю Городского совета для осушения болот и линаитных топей, для истребления зордов и маргул, для защиты стен и форпостов, для борьбы с южными племенами, для очищения источников и земель, для избавления от болезней и паразитов… Все богатство и процветание наших Земель теперь зависело от лигуров.

Пустышки поначалу хранили в катакомбах Мактдобура. Над ними продолжались опыты. Когда город закрыли, красный легион вывез их в хранилище Вер-Гориндора. Там они пролежали до Эпохи Преображения и по-прежнему никак себя не проявили. Даже книжники признали, что от пустышек нет и не будет никакого толка.

После Войны пяти княжеств, после Темной эпохи, Вольмар искал примирения со многими богачами и представителями знатных родов. Ему требовалась вся полнота власти, чтобы вновь объединить наши Земли, чтобы начать их преображение. В ход тогда пошли всевозможные уловки. Помимо прочего, Вольмар приказал раздавать пустышки в качестве дорогих подарков. Более того, отправил составные пустышки сюда, в Багульдин, чтобы их в местных кузнях на свирном огне разделили на несколько частей.

– И подарков стало больше. – Я опять оправил манжет.

– Именно, – кивнул Тенуин. – Пустышками украшали резиденции, городские стены, наместные сады, личные покои. Кто-то даже пришивал их на праздничные платья.

– На лоб никто не прибил? – Громбакх забрасывал в рот мелкие кубики клюта. – Чтобы все сразу видели, какой ты умный.

Заметив, что я слежу за его действиями, протянул руку – предложил угощаться. Прежде я никогда не пробовал синюшку. На влажных ладонях охотника клют чуть вспенился темно-фиолетовыми пузырями. Это выглядело не очень аппетитно, но я, пожав плечами, взял себе два кубика.

– Земли изменяются. – Следопыт неторопливо выдыхал смородиновый дым. – С ними меняются лигуры. Мы и не подозреваем, что на самом деле происходит. А это только начало. И никто не знает, как наследие Предшественников проявит себя в дальнейшем.

Искажается воздействие даже самых надежных лигуров – тех, которыми наместники пользовались со времен Эрхегорда. Доказать это сложно. До нас доходят только слухи. А то, что в последние века стали пробуждаться пустышки, известно доподлинно. И радости их пробуждение приносит мало. Особенно в последние десять лет – с тех пор, как на трон сел Боагрин…

Первое время эльгинцы старались подчищать такие случаи, но их становится все больше.

– Ждешь, пока прорастет? – Громбакх посмотрел на кубики клюта в моей ладони.

Увлекшись рассказом Тенуина, я успел про них забыть. Теперь, после напоминания, не задумываясь бросил оба кубика в рот, о чем сразу пожалел. Стоило сдавить их зубами, как они вспенились. Пузырьки раздувались, неприятно пощипывали небо и язык. Слюны становилось все больше, и она была вязкой, вяжущей. Обожгло десны, будто я расковырял их щеткой для обуви, а теперь натер сангольским перцем.