Вскоре выяснилось, что в нашей телеге лечавку видят все, кроме Тенуина. Это меня озадачило. Даже не верилось, что следопыт при своем остром зрении не может разглядеть собаку. Позже он признал, что замечает слабые искажения тумана, но не видит, чем они вызваны.

При первой возможности я показал лечавку тем, кто ехал в первой телеге, но ни Громбакх, ни Теор, ни Миалинта не рассмотрели за куполом ни пса, ни даже искажений тумана. Все это было очень странно, и я решил больше не упоминать лечавку. Старался даже не смотреть в ее сторону, что бы она там ни вытворяла. Получалось, что, кроме меня, пса видели только фаиты. Сомнительная компания.

Следопыт еще долго смотрел на меня, будто ждал объяснений. Его капюшон был высоко поднят на макушку, обнажал почти все лицо, и я уже несколько раз замечал в глазах Тенуина отблеск пурпурной пленки. Третье веко варнаатов. Было непонятно, зачем он использует его, когда смотрит на меня. Чтобы как-то развеять неожиданное напряжение, я стал расспрашивать следопыта об охотнике:

– Это правда, что Громбакх не убивает людей?

Тенуин ответил не сразу. Мой вопрос явно отвлек его от каких-то вязких мыслей.

– Правда.

– Даже тех, кто на него нападает? – с сомнением усмехнулся я.

– Да.

Следопыт сдвинул капюшон вперед и чуть наклонил голову. Теперь его лицо было полностью спрятано в тени. Виднелся только белый, как алонная глина, подбородок.

После того как близнецы поддержали мою просьбу, Тенуин согласился рассказать историю охотника. Оказалось, что он родился в Матриандире – главном городе Восточных Земель, построенном недалеко от границы с Лощинами Эридиуса. В десять лет Громбакх с родителями и младшей сестрой переехал в небольшое село Нальта – на правом берегу Амунандакана, в сотне верст от Луавара, старинной вотчины ойгуров.

Село принадлежало книжнику Целусу из рода Миардила – одному из тех, чьи предки в свое время работали в Мактдобуре. Сельчане Нальты охотились, пасли скот и даже выращивали хлопок. Жизнь была трудной, но никто не жаловался, книжник никогда не спрашивал сверх меры.

Все изменил набег магульдинцев.

– Магульдинцы? – переспросил я у Тенуина.

– Разбойники из Ничейных земель, – вмешался Швик.

– Наследники красного легиона, – пояснил Шверк.

– Смешно подумать, раньше они служили ойгуру, были лучшими в его личной гвардии.

– Теперь стали разбойниками.

Я уже привык к тому, что даже двойники портных по очереди ведут общий рассказ, и больше не крутил головой от одного близнеца к другому. Сосредоточил внимание на Шверке и слушал. Изредка посмеивался над тем, как портные, старательно подражая друг другу, присвистывают на шипящих.

По словам портных, Вольмар Адельвит, коронованный после Темной эпохи, приказал расформировать красный легион в наказание за то, что они в Войне пяти княжеств поддержали его врагов из княжества Тиолинт[17]. Красные воевали против отца Вольмара – Гориндина из княжества Миорит[18], которое в итоге победило, а затем поставило своего наследника на трон Эрхегорда.

На смену красному легиону пришел желтый, который два века спустя, при Гуардионе, был переименован в эльгинцев – по имени Эльгина из рода Ноарадиса, самого рьяного из карателей.

Остатки красного легиона пробовали поднять восстание на Западе, но были разбиты, после чего ушли в Ничейные земли за Деодрельским лесом, спрятались в горах за Навьей пущей и там захватили старую крепость Магуль Индр. Поселились в ней и стали называться магульдинцами.

– С тех пор они превратились в обыкновенных бандитов, – вздохнул Шверк.

– До нас они, к счастью, не добираются.

– Но в Целинделе их видели, и не раз.

– В Целинделе кого только не видели.

– Это точно.

– Поговаривают, в низинных лесах даже прятался кто-то из южан.

– Но магульдинцы больше любят северный край Восточных Земель.

– Да. Там нападают на повозки, на путешественников, монитов.

– Даже на карательные разъезды.

– Так называют самые жестокие отряды эльгинцев.

– Магульдинцы за последний век осмелели. Начали грабить села, убивать представителей знатных родов.

– Да. Мстят ойгуру.

– В свое время всех на уши поставили. Сейчас, правда, притихли.

– Это ненадолго.

– Может быть…

Поймав взгляд Шверка, я чуть кивнул в сторону Тенуина, предлагая портным помолчать и послушать историю Громбакха. Шверк, только приоткрывший рот для очередных слов, рассмеялся. Ткнул брата локтем и повторил ему мой жест, но сделал это так, что его наверняка увидели даже с первой телеги. Следопыт чуть усмехнулся и продолжил прерванный рассказ:

– Гром с отцом и другими охотниками был в лесу. Готовил облаву на кабанов. В Нальте почти не осталось тех, кто мог сражаться. Это была резня. Магульдинцам хватило одного часа. Они хотели наказать книжника Целуса за его богатство. За то, что он работал с лигурами – с кумаранскими свитками, опыты с которыми разрешены только в стенах Оридора.

Красные разграбили амбары и склады Целуса, разрушили его поместье, а хлопковые поля превратили в обгоревшую стерню. Затем они убили всех людей – тех, кто служил книжнику. Убили жестоко.

– В духе магульдинцев, – нахмурился Шверк.

– Фанатики похуже нерлитов, – кивнул Швик.

– Гром даже не узнал свою мать. Только по одежде понял, что это она. Сестру вовсе не нашел. Ее сожгли в общей яме.

Следопыт посмотрел в сторону первой телеги, словно подозревал, что охотник его слышит. Но Громбакх там что-то задорно рассказывал окружившим его фаитам, со смехом ударял их ладонью по плечу, иногда наклонялся к бортику – старался отправить густую фиолетовую слюну так, чтобы она вся вылетела за границу ясности, и каждый раз ликовал, если ему это удавалось.

Фаиты, сидевшие в нашей телеге, рассказом Тенуина не интересовались, перешептывались и неотрывно смотрели во мглу, наблюдали за созданным ими куполом. Если он проседал с одной из сторон, старались пересесть так, чтобы распределение ясности было равномерным.