— Это какой-то кошмар! Каждый день я мечтаю проснуться полгода назад, и чтоб ничего этого не было. Любая школа — это замкнутый коллектив. Конечно, болото напоминает. Всякое бывает… А вы сунули палку и крутите. Поднимаете со дна весь ил.

— Людмила Михайловна, три трупа — это не «всякое бывает», — напомнил Крюков.

— Но это же не убийства?! — воскликнула директор. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что у нас в школе убивают?

— Очень не хочу, — серьезно ответил Крюков.

Раздался стук в дверь, и вошел Лапиков.

— Можно? — спросил у директора. С Крюковым он даже не поздоровался.

— И вам здравствуйте, — миролюбиво сказал капитан. — Вопрос: камеры наблюдения в вашей школе…

Лапиков не дал ему закончить, возмущенно воскликнул:

— Что, я и в этом виноват? Не смешите меня!

— В каком смысле? — не понял Крюков.

— В прямом! Какие там камеры? Из десяти работают две, записи не хранятся, не архивируются…

— Так две работают? — удивилась Царева.

И, повернувшись к участковому, объяснила:

— Город выделил деньги на установку камер еще при Русанове, но на обслуживание денег не было. Поэтому я была уверена, что это все муляжи.

— А какие именно камеры работают? — спросил капитан.

— Одна уличная, на входе в школу, — объяснил Лапиков. — Она не наша, полицейская, потому и работает. Но то место, куда упала Настя… то есть Анастасия Николаевна, не попадает в ее обзор. Я проверял.

— Я тоже проверял, — кивнул Крюков. — А вторая?

— В рекреации на втором этаже.

— Можете вывести изображение с этой камеры на компьютер Людмилы Михайловны?

— Да, могу, — ответил Лапиков и сел на стул, который ему уступила Царева. Ввел команду, и на экране возникла рекреация возле кабинета английского. И там, на экране, они увидели толпу школьников, наблюдавших за дракой между Маратом и Барковским.

— Ого! Это что, прямая трансляция? — спросил Крюков.

Директор, не говоря ни слова, выбежала из кабинета.

— Знаете, почему я не сомневался, что именно эта камера работает, Игнат Антонович? — спросил Крюков.

— Почему?

— Потому что к этому вопросу привлекали вас. Думаю, вы любили посмотреть на свою возлюбленную: как она заходит, как выходит…

Лапиков сглотнул застрявший в горле комок, глухо ответил:

— Любил…

— Мне нужны записи с этой камеры, — заявил участковый. — Две даты: день самоубийства Истоминой и четвертое апреля. Прямо сейчас.

— Вы вроде в отпуске?

— А вы вроде на свободе? Пока?

Звучало это как угроза. Лапиков ничего не ответил и придвинул к себе клавиатуру…

Врезавшись в толпу школьников, Царева увидела Барковского, который избивал Марата, уже лежащего на полу. Директор схватила лидера класса, оттащила его от его жертвы. У Марата из разбитого носа и губы обильно текла кровь.

— Совсем ополоумели?! — воскликнула директор. — Полиция в школе! От кого, а от тебя, Барковский, я такого не ожидала! Не верила, что ты можешь быть таким жестоким!

— Да откуда вы знаете, что я с ним делал? — неожиданно спокойно спросил Барковский.

— Своими глазами видела — вот откуда!

И Царева показала на висящую под потолком камеру. Вот теперь Барковский удивился и встревожился:

— Хотите сказать, что она работает?

— Как выяснилось, да! И записи с нее прямо сейчас изучает капитан Крюков!

— Интересно… — задумчиво произнес Барковский. — А кому вы не верили, что я могу быть таким жестоким? Видимо, вам кто-то говорил, что я жестокий, а вы не верили. Говорите, раз ляпнули!

Людмила Михайловна не готова была терпеть такой хамский тон. Она цепко взяла Барковского за рукав и строго произнесла:

— Не смейте разговаривать в таком тоне с директором школы, молодой человек!

— Ладно, не буду, — согласился покладистый школьник. — Извините. — И тут же добавил: — Владимиру Ованесовичу, кстати, привет. Скажите, соскучились по физкультуре.

После чего вырвал свой рукав из руки директора и куда-то ушел. Тут прозвенел звонок, и директор воскликнула:

— Что стоим? Быстро по классам! Урок начинается!

Школьники разошлись по кабинетам. Одиннадцатый класс, у которого по расписанию был английский, вошел в «родной» кабинет английского языка. И Царева вошла вслед за ними…

Анна Липатова и Тоша сидели в машине советника юстиции. Тоша, верная своей привычке, с аппетитом поедала мороженое. Липатова закончила свой рассказ и спросила:

— Ну, что скажешь, Тоша?

Эксперт-криминалист пожала плечами:

— А что я скажу? Ничего не скажу. Вернее, так: разбирайтесь вы сами, Анна Анатольевна. Я-то тут при чем?

— Ты его лучший друг!

Тоша кивнула:

— Я Крюкова пятнадцать лет люблю, а все друг. Замуж вышла за нелюбимого, детей ему родила, и опять друг. Когда у него инсульт был, чуть не памперсы у него меняла. Сейчас звоню, таблетки заставляю пить. И все по-дружески. А любит он вас. Все эти гребаные годы. Так вы ему за эту любовь хоть что-то дайте!

Липатова не могла принять этот упрек. Никак не могла!

— Все, что я могла ему дать, я дала, — убежденно сказала она. — Я его защищала. А сейчас не могу, силенок не хватает. Враг слишком силен.

— А вы его не защищайте, Анна Анатольевна, — сказала Тоша. — Вы лучше помогите ему.

Вот этого Липатова не ожидала.

— Чем? Чем я могу ему помочь?

— Ну, если враг сильный, встаньте рядом. Один в поле не воин, а вдвоем легче — ведь так? Тогда и я с вами. А уговаривать его отступить… Ну уж нет, увольте. Так я ему хотя бы друг. А сделаю, что вы просите — и того не будет.

Липатова внимательно взглянула на нее, сказала:

— Знала, что ты так скажешь. Хорошо. Я буду ему помогать. И в связи с этим у меня одна просьба. — Она достала из бардачка распечатку. — Здесь номер дела и все данные. Погибшая Алина Русанова, из класса вашей самоубийцы. По какой-то причине в дело не попала информация о том, что у нее был секс перед самой смертью. Первоначальный акт заменили. Его надо найти, Тоша.

Тоша взглянула на распечатку, кивнула:

— Найду. Наш бардак тем и хорош, что в нем все теряется, но ничего не пропадает. Только у меня встречная просьба. Не называйте меня Тошей, пожалуйста. Это — его.

Липатова кивнула и протянула эксперту руку. И Тоша ее пожала.

Войдя в класс, Людмила Михайловна Царева заняла место за учительским столом. Оглядела класс. Здесь были все, кроме Барковского.