– Так какие все-таки сведения он может им дать? – переспрашивает Кордебалет. – Ты сам говоришь, что Ачилов не имел допуска к научным разработкам…

– Если бы мы знали что-то, кроме того, что знаем, то не имели бы такого бледного и растерянного вида… – нерадостно отвечает за Доктора Ангел.

– Не может это как-то касаться предстоящих учений? – спрашивает Сохно.

– Два-то с половиной года назад… – Доктор Смерть корчит гримасу, способную насмерть напугать противника. – Едва ли… Тогда учения уже состоялись бы, и неизвестно, с каким успехом…

– А если мы просто зря ломаем себе голову?.. – предполагает полковник Согрин.

– В смысле?..

– В том смысле, что дело обстоит простейшим образом, – Согрин опять берет пример с отсутствующего Басаргина, поднимается с кресла и начинает разгуливать по кабинету. – Резиденту ЦРУ попался под руку бывший командир полка охраны стратегического российского объекта. Ну, как тут удержаться и не завербовать такого? Просто – на перспективу. Любой из наших резидентов поступил бы точно так же. Завербовал и законсервировал до поры до времени… Авось да появится необходимость в использовании… Так, кстати, поступают и с менее заметными фигурами, чем подполковник Ачилов. Это первый вариант… Есть и второй… Не следует ни при каких обстоятельствах забывать, что промышленные круги США имеют откровенный интерес к чеченской нефти… Точно такой же, как интерес стран Евросоюза… Евросоюз мечтает, чтобы Чечня отделилась от России и напрямую гнала нефть в Европу, а американцы мечтают о том же, но с условием, что эту же чеченскую нефть будут гнать в Европу они и станут при этом диктовать европейцам свои политические условия… Ачилов на момент вербовки был уже не просто подполковником в отставке, но и бывшим полевым командиром в Чечне…

– Вопрос ставится правомерно, – соглашается Ангел. – Но, имея конкретно поставленные вопросы, мы не имеем возможности их разрешения. «Пирамида», к сожалению, не работает на ФСБ в том объеме, в каком ФСБ хотелось бы, и отдельные данные, получаемые «Пирамидой» из ЦРУ, являются делом случая, а отнюдь не системой. Мы даже не имеем права попросить «Пирамиду» дать дополнительные сведения. Даже я по-отцовски не могу попросить об этом сына… Тем более не имеет такой возможности ФСБ, которое для всех сотрудников «Пирамиды», за исключением, может быть, Сережи, является обыкновенным пугалом, страшилкой… И что мы можем предпринять? Если сейчас же приступить к жесткой разработке Казбека Ачиловича Ачилова, то мы вообще можем лишиться объекта наблюдения в самый напряженный момент. Ведь неизвестно, сможем ли мы что-то выкачать из отставного подполковника даже с применением психотропных средств… И при этом мы теряем одну из немногих нитей направленного поиска исполнителей теракта. Кроме того, даже при активном желании допросить Казбека Ачиловича нам совершенно неизвестно, где его в настоящее время искать… Не ждать же, когда он в очередной раз заявится в патриаршию библиотеку. И не развешивать же по всем вокзалам его портрет… Будет очень плохо, если Астахов, когда доложит по инстанции положение вещей, получит приказ об объявлении Ачилова в розыск. Это будет означать, что мы уже не контролируем ситуацию, потому что нас лишили всякой возможности контроля. А начальство, как вам известно, очень любит кардинальные меры…

– В боксе такое положение вещей выглядело бы глухой защитой с закрытыми глазами… – как бывший боксер-тяжеловес, Доктор Смерть не удерживается, чтобы не привести сравнение. – В нашем положении это смерти подобно… Не только нашей смерти, но и…

– Тогда что беспокоиться? – пожимает плечами Сохно. – Надо просто работать, как работали… И, в первую очередь, заставить Ангела прекратить бриться, сделать ему документы на какую-нибудь мусульманскую фамилию и заслать его куда-то поближе к Столбову… Я не думаю, что все террористы сразу постараются проникнуть в сам Столбов… Это было бы слишком заметно. Да и вообще такое одновременное проникновение сложно выполнить технически. Они сначала попытаются осесть где-то в округе… Скорее всего, в областном центре… Там же должен вертеться и Ангел… Пусть в мечеть ходит… Намазы совершает…

– Я православный христианин, – с усмешкой возражает Ангел. – Правда, не крещеный…

– Ничего, ради общего дела можно ненадолго и клоуном стать… Здесь выдерживать принципы вовсе не обязательно…

– Дело не в принципах… Если в церкви я сумею хотя бы перекреститься, то в мечети я даже не знаю, где разуться, где на колени встать, в какую сторону совершать поклоны… Меня раскусят через пару минут и приговорят к побитию камнями за такую клоунаду…

– Зураб научит… – Доктор Смерть вдруг начинает активно поддерживать идею Сохно. – Для тренировки пять-десять раз сходите с ним в московские мечети… Чтобы на месте сразу не засветиться… И Коран изучай… Умнейшая, кстати, книга…

– А ты читал? – интересуется Кордебалет.

– Времени свободного мало… А то б с удовольствием… Но читал Тобако. Я сам видел… Он расскажет… И посоветует…

– Кстати, тогда возможно, придется и Зураба включить в нашу группу. Напарником к Ангелу…

– А я опять не у дел! – возмущается Доктор Смерть. – И почему я не мусульманин!

В двери слышится скрежет ключа. Открывается входная дверь.

– Это Басаргин… – сообщает Доктор. – Ключ только у него.

Это и в самом деле Басаргин. Он кивает всем и устало падает в кресло.

– И что? – лениво спрашивает Доктор Смерть.

– Еле-еле отстояли мы этого Ачилова… Вдвоем убеждали, что нельзя объявлять его в розыск… Предлагали ждать, когда он сам разыщется…

– И…

– Убедили-таки… Значит, продолжаем работу в прежнем режиме…

– Погнали лошадей… – соглашается Сохно. – Но пока только мелкой рысью…

1

Ветер, врывающийся в кабину через приспущенное стекло, спасает от жары даже при том, что металл кабины сильно нагрелся за дальний путь. От Столбова до областного центра чуть больше ста километров хорошей асфальтированной дороги. Цель близка, но приходится терпеть и не реагировать на нее. Грузовик и автобус благополучно минуют поворот с указателем. Раньше, в бытность его, насколько Казбек Ачилович помнит, такого безобразия не допускалось. Никаких – избавь Аллах! – указателей, прямо и без намеков, дающих направление… На повороте висел только один дорожный знак – «кирпич»… То есть «движение запрещено»… И даже собственного названия, как такового, город много лет не имел… Конечно, сами коренные столбовчане знали, как назывался и называется их город. Но коренных жителей осталось мало – городок всегда был невелик, а те, что приехали работать в ядерный центр – основное по численности население – никакой привязанности к старому названию не имели. Оно их никак не волновало, не вызывало никаких ассоциаций и воспоминаний. А в области и в областном центре, если даже и знали, то основательно подзабыли. Помнилось другое, ставшее привычным – название областного центра и цифровое кодовое обозначение. Якобы почтовое отделение… Хотя всем, даже детям, было известно, что за этим наименованием скрывается научный ядерный центр и какой-то страшный реактор. Но знали, конечно, не о том, чем занимается центр, а о том, что в этом городке особое снабжение. Оттуда привозили многое такое, что простые советские люди могли привезти из дорогой и доступной не для всех туристической поездки за границу…