Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это, мать вашу, такое?!
– Откуда огонь?!
– Потушит его кто-нибудь, или как?! – наперебой орут заблудшие. – Где все проводники, когда они нужны, чёрт бы их побрал?!
– Окно пропало, – раздаётся из толпы чей-то на удивление спокойный голос, и вперёд выходит средних лет мужчина в длинном сером плаще и чёрной шляпе с полями.
– Что?!
– Что ты несёшь, проводник?! Что значит: окно пропало? Умом тронулся?!
– ОКНО ПРОПАЛО! Огонь проник к нам из соседнего сектора! Точнее… из сектора, который БЫЛ нам соседним! – орёт во всю глотку проводник в плаще и видимо просто со злости бьёт одному из заблудших в грудь, так что тот таранит спиной стену ближайшей постройки. – И я не тот, кто скажет вам почему!
Глаза проводника рыскают по округе, словно ища подходящую причину, чтобы озвучить перед толпой и наконец, натыкаются на ту, кто вполне может за эту причину сойти.
Его глаза злобно сужаются, а ноги уже несут ко мне высокое широкоплечее тело.
– Кто привёл в наш сектор прокажённую?! – орёт он, разведя руки в стороны, но заблудшие в ответ лишь трясут головами. – КТО, я спрашиваю?!!
Оборачиваюсь, пытаясь отыскать глазами Лори, но волчицы уже и след простыл. Ну и правильно. С чего ей вообще подставляться ради какой-то там приговорённой к смерти анафемы, которую, скорее всего вот-вот отправят на перерождение.
– Это Рэйвен! – отвечает ему тот самый повар в белом переднике, чья фигура напоминает мешок картошки на фоне поглощённого огнём неба. – Рэйвен привёл её! Надо было отравить её, когда была возможность!
– Рэйвен? – щурит глаза проводник в плаще и зыркает на меня. – Белая ворона забыл наши правила, или что?!!
– Это она!
– Она это сделала! – Как один подхватывают заблудшие, которым, понятное дело, надо на кого-то спихнуть и исчезновение окна, и будущее разрушение их сектора.
Пячусь, чувствуя предательскую дрожь в коленях, пока на что-то не натыкаюсь и до искр перед глазами не ударяюсь копчиком о выложенную плиткой дорожку.
– Прокажённая это сделала! – орёт тот, кто поставил мне подножку.
– Убейте её!
– Ну? Чего ждёшь, проводник?!
– Прикончи эту тварь, пока она весь сектор не угробила!
Проводник в плаще медленно ступает ближе, опускается на корточки и с передёрнутой в отвращении физиономией смотрит мне в глаза.
– Как ты уничтожила окно, прокажённая?! – ревёт он и следом отвешивает мне пощёчину, так что голова с хрустом разворачивается вбок. – ОТВЕЧАЙ!
– Прикончи её!!!
– Чего ждёшь?!!
– КАК ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА?!
Поворачиваю голову и смотрю на него тяжёлым взглядом:
– Я не делала этого. Но если бы могла… сделала бы то же самое!
Вторая пощёчина прилетает так стремительно, что на несколько секунд оглушает, и я падаю спиной на землю, наблюдая, как завитки алого пламени уже кружатся над городом и протягивают щупальца к первым домам.
– Дай мне это! Просто размозжу ей череп! – голос проводника врывается в затуманенное сознание, и я приподнимаю голову, как раз в тот момент, когда стальная бита, играя бликами света, уже несётся мне в лицо.
Успеваю зажмуриться. Ожидаю удара и сокрушительную вспышку боли, но вместо этого слышу глухой звук, будто что-то хрустнуло, за ним ещё один, и что-то тяжёлое падает рядом, задевая ноги.
Открываю глаза и не сдерживаю писка. Проводник в плаще в неестественной позе лежит на земле, шляпа с полями откатилась в сторону, а под седеющей, промятой, как ржавый бак головой, расползается чёрное пятно крови, как следствие размозжённого ко всем чертям черепа.
Рэйвен стоит рядом со мной, и ловко крутит в руках перепачканную в крови биту.
– Следующий? – интересуется ненавязчиво.
А уже через мгновение мои руки охватывает жгучее пламя, не имеющее никакого отношения к тому, что пожирает небо.
Кожа покрывается волдырями, и сантиметр за сантиметром уродует её чёрной коркой.
До крови кусаю губу, зажмуриваюсь до вспышек перед закрытыми веками и пытаюсь сдержать вырывающийся наружу крик дикой боли.
Змеиное проклятие вновь пришло за мной.
Глава 15
Его тёмная неподвижная фигура высилась на фоне утопающего в огне ночного неба. У его ног валялась окровавленная бита и тело недавно убитого им заблудшего, собирающегося разбить его анафеме голову. Его анафеме. А значит – исход для этого проводника был очевиден. Ни одна душа не имеет права угрожать тому, что принадлежит палачу Лимба.
Её хрупкое тело в позе эмбриона лежало на земле и содрогалось от боли, приносимой змеиным проклятием. Её кожа покрывалась волдырями и лопалась, выпуская на свободу лучики неясного света. С каждым разом проказа становится сильнее, с каждым разом распространение прогрессирует, с каждым разом с ним всё сложнее справиться. В этот раз – не выходит. Как бы Катари не пыталась. Тщетно. Проклятие слишком сильно.
Перепуганные заблудшие во всеобщем хаосе сбивали друг друга с ног, мчались по своим домам за нажитыми вещами и без устали звали проводников, которые первыми сделали ноги из этого сектора. Потому что сектор торговцев душами не располагает теми, кто умеет сострадать и предлагать свою помощь в ситуациях подобных этой. Нет здесь больше проводников, а значит, и спасения нет. Сектор обречён на гибель.
Она до крови вгрызалась зубами в губу, чувствуя на языке её солоноватый привкус. Она изо всех пыталась не закричать, потому что знала – он смотрит. Наблюдает, упивается слабостью жалкой анафемы, которая не в силах справиться с припадком собственными силами, не в силах притупить боль, задвинуть её на задний план и сконцентрироваться на главном – на спасении тела от разрушения. Раньше у неё это получалось. Раньше… когда проказа едва ли касалась предплечий. Сейчас же она пожирает всё тело, покрывает коркой шею и грудь, живот, поясницу, ноги… Проказа везде – её чума, её проклятие, её наказание. И теперь желание палача Лимба избавиться от прокажённой, который собственными глазами видит, какое мерзкое зрелище она из себя представляет, станет в разы сильнее. В десятки раз!
Он безмолвно смотрел на её сгорающее изнутри тело, на неровные дыры тлеющей одежды, которая с каждой секундой всё больше превращалась в обугленные лоскуты… Он смотрел на её кожу покрывающуюся чёрной шершавой коркой, трескающейся под напором жара её тела… Он видел в ней жалкое никчёмное существо! Настолько слабое, что даже в аду ей приходится мучиться больше, чем другим.
Она застонала от боли,