— Для разнообразия выиграл, — сказал Фрэнки.

— Ну, — кивнул Амато. — И мне как бы понравилось. По нолям примерно вышел, еще в начале недели. Потом в четверг полтораху завалил, а вчера вечером еще две пятьсот на «Никсах».[15]«Никсы» на этот раз свое возьмут.

— Ага, — сказал Фрэнки. — Джон, ты мне скажешь, зимой снег пойдет, так я пойду и поставлю на то, что не пойдет, знаешь?

— Но до чего приятно выигрывать, — сказал Амато. — Я так прикидываю, после всего, через что я прошел, я очень даже неплохо стану выигрывать, когда начну.

— А я прикидываю, — сказал Фрэнки, — что никогда не начну. Залипну на том, что сам могу прикинуть.

— Что ж, — сказал Амато, — и что делаем, значит?

— Как выглядит? — спросил Фрэнки.

— По мне, так неплохо, — сказал Амато. — Спокойно и темно, квартал они весь перекрыли, а дальше только свалка, там вокруг полно кустов и всякой фигни, а на крыше реклама, вас прикроет, когда на крыше. Спереди кирпич, но не важно, сзади сплошь шлакоблоки. Крыша плоская. Похоже, гудрон и щебенка, дешевая какая-то срань. Я б пошел через крышу. С одной стороны там гастроном, а с другой очки продают — вот там, наверно, и можно заходить. Но я б не стал. Я бы пошел через крышу. Днем там эти ребята сидят из «Северо-западного охранного», они хоккейного матча в «Бостон Гарден» не заметят. Болонь — ими я пока не занимался. «Северо-западные» обычно работают сменами часа по два-три, им народу не хватает. Но если не хочешь, ничего.

— Джон, — сказал Фрэнки, — дело не в этом деле. Это я тебе и пытаюсь сказать. Дело не в этом конкретном деле, и даже не в следующем, у меня мандраж не поэтому. Просто, ай, бля, я даже не знаю, в чем оно. Не люблю я, чтоб надо мной нависали, понимаешь? Мне плевать, на кого они работают, мне просто не нравится, что они мне в затылок дышат.

Черная девушка, тощая, выгнула спину и завела назад руки — застегнуть лифчик.

— Первая? — сказал Митч. — Неплохая была. Не сильно хорошая, но и неплохая. Нормальная. Хотя, похоже, куда-то ужасно спешила.

— Ну, в конце концов, — сказал Когэн, — ее, наверно, срочняком сорвали, все дела.

Черная девушка поправила груди в чашках лифчика. Затем по абрикосовому коврику зашла за спинку кресла, в котором сидел Когэн, и пяткой левой руки ткнула его в правое плечо.

— Платье, голубок, — сказала она. — Ты сидишь на моем платье.

Когэн подался вперед, не обернувшись. Черная девушка вытащила из-под него белое платье. Надела его через голову, расставив ноги на коврике пошире.

— Бля, — сказал Митч, — не в этом дело. То же самое, что с ними всеми. Никто уже ничего правильно не делает.

Когэн рассмеялся.

— Я серьезно, — сказал Митч. Взял стакан с журнального столика. — Пусто, — сказал он, глядя в него. — Хочешь?

— Мне рано, — ответил Когэн.

— Рано? — переспросил Митч. Встал — в одних трусах и футболке. — За полдень.

— Все равно рано, — сказал Когэн. — А ты валяй, если хочешь.

— И навалю, — сказал Митч. Ушел в ванную.

Черная девушка снова выгнула спину — застегнуть сзади молнию.

— Голубок, — сказала она, зайдя Когану спереди, и нагнулась задом. — Не можешь мне застегнуть?

— Нет, — ответил Когэн.

Митч в ванной пустил воду.

— Ебаться не сложнее чего угодно, — сказал он.

— Гад, — произнесла девушка, выпрямляясь. Затем повернулась и посмотрела на Когэна. — Я думала, ты пошутил.

— Я никогда не шучу, — сказал тот. Повел подбородком на ванную. — Пусть тебе клиент застегивает.

Митч вышел из ванной, в стакане — темный скотч с водой.

— Всем теперь насрать на качество, — сказал он. — Просишь кого-нибудь что-то сделать, заплатить готов, а они говорят, что все сделают, а делают лишь наполовину.

Девушка повернулась спиной к Митчу.

— Застегни мне платье, голубок, — сказала она. — А то твой милый дружок не хочет.

Митч застегнул ей платье.

— А белки им все нужны при этом, тут можно не сомневаться. Не половина — нет, сэр. Все целиком. — Он вернулся к креслу, отхлебывая из стакана. — Полработы. Зла не хватает.

Черная девушка села на кровать и надела красные туфли.

— Для чувака, который тут уже три дня как празднует, — заметил Когэн, — ты что-то многовато пиздишь и стонешь.

— Я плачу за все, — сказал Митч. — За все плачу сам. И пиздеть могу сколько захочу. Ты эту телку знаешь, Полли?

Черная девушка выпрямилась и оправила платье. Посмотрела на Митча.

— Голубочек?

— На комоде, — ответил Митч. Выпил. — Лопатник на комоде.

Черная девушка прошла по номеру, вращая бедрами.

— Полли все знают, — сказал Когэн.

— Телка, что ты прислал, то же самое сказала, — сказал Митч.

Черная девушка взяла бумажник.

— Внутри сто семьдесят три доллара, — сказал Митч. — Когда я встану, я хочу там найти сто сорок восемь, поняла?

— Ла-ды, — ответила девушка. Вытащила наличку, отсчитала и что-то положила назад. Вернула бумажник на комод. Взяла блестящую красную сумочку с комода, открыла и положила туда деньги. — На чай не будет, голубок? — спросила она.

— Не будет, — ответил Митч.

— Потому что, знаешь, голубок, — сказала она, — все это мне моему мужику отдавать. А девушке что-то и для себя нужно время от времени.

— На чай не будет, — повторил Митч.

— Настоящий дамский угодник, — сказал Когэн.

— Ну ее нахуй, — сказал Митч. Опять выпил. — Сейчас день. А она, тут ей медом намазано, правда, голубка?

— Лучше, чем папки перекладывать, — ответила девушка.

— Я про это ничего не знаю, — сказал Митч. — Папок никогда не перекладывал.

Девушка дошла до двери.

— Ну, — сказала она, — иногда оно не сильно лучше, чем папки. Но… но по большей части оно лучше. Иногда, знаешь, старик попадается, тогда просто быстрее. — Она открыла дверь.

— Знаешь, голубка, — сказал Митч, — настанет день, и какой-нибудь старый козел, которого ты только что выдоила, решит тебя чуточку порезать за такие базары. Как тебе это понравится?

— Господи, — произнесла девушка в дверях, — я даже не знаю. Думаешь, кончу?

— Могла б, так кончила, — сказал Митч. — Но скорей всего — нет, я вот чего думаю.

— Ну тебя в пизду, — сказала девушка, закрывая дверь.