— Мне кажется, нам надо поговорить, мистер Хэнкорт. Ваш дядя практически настаивает на этом.

— Я все больше убеждаюсь, что, несмотря на мягкие манеры ученого, он может быть очень упрям, — с рассеянной улыбкой заметил Кольм, наблюдая за своими дядей и тетей и отказываясь обратить взгляд своих золотисто-карих глаз на нее.

— Конечно, он совершенно прав и глупо делать вид, что вчера ничего не произошло, когда мы оба знаем, что это не так. Это был момент безумия, и все. Поэтому теперь, когда я это сказала, мы можем обо всем забыть. Если мы так не поступим, то все хорошее, что сделано нашими семьями благодаря этому визиту, будет потеряно.

— Значит, между нами ничего не может быть, верно? — угрюмо спросил он.

У Ив возникло чувство, что мистер Картер вернулся и ему нечего сказать дочери виконта.

— Нет, иначе большая часть тех усилий, которые мои родители и ваши дядя с тетей потратили, чтобы забыть прошлое, потрачена зря, — быстро ответила она и удивилась, почему ее так волнует, какую из своих масок он наденет сегодня.

— Но оно ведь не забыто? Я имею в виду прошлое, — добавил Кольм, как будто она могла его неправильно понять и, не приведи господь, подумать, что он говорит об их страстном свидании во время дождя.

— Если не принимать во внимание вчерашнее происшествие, то забыто. Отныне наши семьи могут встречаться и свободно общаться друг с другом. Но нам надо стереть из памяти вчерашнюю глупость.

— А что, если я не захочу этого? — резко возразил Кольм, как будто слова вылетали у него изо рта помимо его воли. — Что, если воспоминания о том, как страстно вы целовали меня в ответ, мисс Уинтерли, засели в моей голове как репей и, как бы я ни старался, я не смогу выскоблить их оттуда?

— Не слишком лестное сравнение, — сказала Ив, делая слабую попытку придать своим словам оттенок легкости, хотя чувствовала фальшь, уже когда произносила их.

— Проклятье! Почему я должен вам льстить? Я не больше вашего хотел, чтобы случилась эта глупость. У нашего чувства друг к другу нет будущего, и, как ни крути, все всегда кончится тем, что я буду хотеть того, что никогда не получу. Я думал, что привык быть сыном лорда Криса и жить с этим изъяном изо дня в день, но неужели это все, что вы видите во мне? Моего отца и свою мать? Тогда будьте осторожны, дергая меня за хвост, мисс Уинтерли, потому что я не уверен, что настолько ручной и покорный, как мне казалось.

— Я не собиралась делать ничего подобного, — прошептала Ив, пытаясь не выдать голосом своего волнения. — Хлоя хотела мира между всеми нами, у нее самые добрые намерения. В любом случае, когда она спросила меня, не возражаю ли я, чтобы герцог, герцогиня и их племянник приехали в Даркмер на неделю или на две, я понятия не имела, что вы не мистер Картер, а мистер Хэнкорт. Если бы я знала, что он — это вы, я могла бы уехать погостить к родственникам и спасти нас обоих от пытки сидеть здесь, изображая светскую беседу.

— Мои тетя и дядя тоже хотели навести мосты через пропасть, но сделали ее только глубже. С таким же успехом нас могли бы звать Монтекки и Капулетти, мисс Уинтерли.

То, как он произнес ее фамилию, ранило Ив в самое сердце. Совет герцога не отмахиваться от любви прямо противоречил настороженному отношению ее отца к Кольму, и от этого Ив с трудом понимала, что думает она сама. Надо было каким-то образом обуздать хаос чувств, которые она не хотела понимать, и это означало сделать так, чтобы то, чего нельзя говорить, никогда не было сказано.

— Тогда мы должны научиться не хотеть друг друга, — сказала она, стараясь не смотреть на Кольма. Если бы она пошла ему навстречу, могло оказаться, что он слишком важен для нее, чтобы не мечтать о большем, чем она могла выразить словами. Он не верил в любовь, а ей никогда не хватило бы одной лишь страсти, поэтому все, что они могли сделать, — это ранить друг друга еще сильней.

— Если так, напишите мне план, как это сделать, — нетерпеливо потребовал он, как будто это она отказывалась забыть о своих предубеждениях, в то время как Ив чувствовала, что все совсем наоборот.

— Когда он у меня будет, я пришлю его вам.

— Я провел все утро, пытаясь нарисовать один, и вот что получилось.

Кольм бросил ей маленький альбом из тех, что для набросков носила в своем ридикюле герцогиня, и быстро пошел прочь, как будто, только отдалившись от нее, мог свободно дышать. Оскорбленная тем, что Кольму настолько хотелось уйти, что он не мог постоять рядом, изображая дружеское общение на случай, если за ними кто-нибудь наблюдал, Ив держала альбом на вытянутой руке, словно он мог взорваться, и смотрела, как он удаляется. Потом сказала себе, что независимо от того, любит он ее или не любит, он самый возмутительный и упрямый мужчина из всех, кого она знала. Ей почти хотелось его возненавидеть.

— Через месяц или два это станет не более чем полузабытым кошмаром, Ивлин, — шепнула она себе, когда Кольм исчез за мысом, и ее жадный взгляд больше не мог следить за его нетвердой походкой.

Какой прекрасной мечтой он мог бы стать, признала она, оставшись наедине со своими мыслями. Она улыбнулась его упрямому нежеланию сознаться, что нога еще болит, хотя прошло всего шесть месяцев после Ватерлоо и смертельной опасности, пережитой им в тот день. Любой другой человек стремился бы беречь себя и завел бы трость, чтобы облегчить боль, которая наверняка мучила его после вчерашнего безрассудного противостояния с бушующим морем и ее отцом. Но Кольм Хэнкорт был слишком горд и строптив, чтобы сделать что-нибудь подобное, обвинила его Ив.

Стоп. Кольм оставил ей альбом для набросков с очевидным приглашением посмотреть, что там, а она теряла время, глядя, как он уходит, словно считала бесценной каждую секунду, когда она еще могла его видеть. Ив с сомнением взглянула на альбом, ожидая увидеть яростные штрихи и резко очерченные контуры этого места, которое она так любила, несмотря на переменчивый нрав погоды здесь. Ладно, с вызовом подумала она и открыла альбом. О боже! Как он мог нарисовать это, а потом убежать, словно не мог дождаться, чтобы поскорее уйти от нее? Ив посмотрела на первый лист, потом на второй… Это были рисунки, изображавшие не кого иного, как ее. Только в зеркале она никогда не видела себя такой! Вот Ив Уинтерли задумчивая и немного печальная, здесь она улыбается, как будто приветствует самого замечательного человека в мире, здесь она нахмурилась, а здесь выглядит оскорбленной.

Сердце Ив екнуло, потом понеслось галопом, когда она дошла до последней страницы и обнаружила, что он нарисовал ее вчерашнюю. Она не могла не признать правдивости этого образа — леди, на несколько мгновений позволившая себе забыть, кто она такая. Ее припухшие от поцелуев губы и жадный взгляд, обращенный к мужчине, который пробудил в ней столько всего, что ей хотелось плакать, глядя на себя. Это был шанс, который мог больше никогда не повториться, Ив и Кольм, о которых она так мечтала. Но ее останавливал страх, осторожность девушки, не просто выросшей без матери, а имевшей перед собой дурной пример Памелы.