— Ну и пусть смотрят, — проворчал малыш, — будут знать, что я не вру.

— Это верно, да, — Мариус поправил лацкан форменного сюртука, черного, с золотыми шнурами приора. — Тебе здесь, хорошо, Тиб? Я выбрал самую лучшую школу из тех, куда мог тебя определить. Есть, конечно, и другие школы, но туда берут не всех. Только детей из благородных семей, понимаешь?

— Мне здесь нравится, — Тиберик догрыз яблоко, вырвал руку и побежал, выбросил огрызок в урну, — ниат директор добрый. Мне нравится, что я буду уметь читать. Алечка пыталась мне буквы показывать, но у нее не получалось так хорошо, как у фьера Риззо… Скажите, ниат Эльдор, а мне можно будет на зимние каникулы к вам домой приехать?

— А тебе уже и про каникулы рассказали?

— Конечно, как же без этого. Так можно? — и с такой мольбой заглянул в глаза, что Мариусу стало больно и горько. Пообещать? Но кто знает, чем закончится все то, во что он ввязывается?

А потом мысленно махнул рукой.

Если он проиграет… Если его убьют… К чему об этом думать маленькому Тиберику? Пусть верит в то, что все будет хорошо. Пусть живет мыслями о том, как снова встретит Марго и будет сидеть на стуле, болтать ногами, а старая нянька поставит на стол тарелку с румяными пирожками.

— Ну разумеется, можно, — сказал Мариус, — я буду тебя ждать. И Алечка будет тебя ждать. Мы все… будем.

— Я нарисую вам рисунки, — серьезно объявил Тиберик, — и подарю, как приеду на каникулы. А еще нас научили делать коробочки из картона. Ниат Эльдор, я вам сделаю таких двадцать коробочек, и вы туда будете складывать грифели и перья.

— Это было бы здорово…

А сам снова подумал о том, какой сукой оказалась его бывшая женушка. И то, что, выходя ночью из спальни, он застал ее на пороге пьяной и растирающей по покрасневшему лицу слезы, не трогало ни капли. Он ее тогда взял под руку и отволок вниз, к гостям, чтобы передать новому мужу. Надо сказать, благоверный был не в восторге и постарался поскорее удалиться с бала.

Мариус полез в карман, достал два больших круглых леденца и протянул их Тиберику.

— Держи.

— Спасибо.

Смотреть в сияющие глазенки было просто невозможно, Мариус понял, что у самого перед глазами все подозрительно расплывается.

— Старайся здесь, Тиб, — сказал он торопливо, — и, знаешь… если со мной что-то случится, то держись поближе к ниату директору. Он поможет.

— А что может случиться?

Мариус скрипнул зубами. Вдаваться в объяснения не хотелось, но, но…

— Все, что угодно. Понимаешь ли, человеческое тело очень хрупкое. Ты, кстати, тоже постарайся об этом помнить.

— Ничего с вами не случится, — уверенно объявил Тиберик, — я точно знаю. Я буду по вам скучать, ниат Эльдор, приезжайте ко мне. И Алечку берите. Я вас всех очень люблю.

— Я… тебя тоже люблю, маленький.

И он все-таки подхватил Тиба на руки, прижал к себе, уткнулся носом в шею, вдыхая совершенно детский и чистый запах, и глубоко в душе недоумевая тому, как сам настолько глубоко привязался к малышу.

— И мы поедем в Роутон, на каникулах. Пойдем в кофейню, купим тебе пряник-лошадку.

— И Алечку с собой возьмем?

— Конечно, возьмем. И ей лошадку купим.

— А она еще прошлую не съела… Я видел, что она ее завернула и хранит у себя.

— Ну, раз она не ест лошадок, купим ей просто пирожных. Корзиночек с кремом.

— Если вы ей скажете, она съест и лошадку, — Тиб довольно улыбался, шагая рядом. Он крепко держал Мариуса за руку, — она вас послушает. Вас нельзя не слушать.

А Мариусу было тепло и хорошо, как будто внутри все ярче разгоралось крошечное солнце. Его личное солнце, не зависящее ни от кого.

— Я не хочу ее заставлять, Тиб. Я хочу, чтобы она сама решила.

— Алечка никогда не решится.

— А вдруг?..

* * *

Он покинул школу, чувствуя себя совершенно несобранным, растрепанным и почти счастливым. До визита к Магистру оставалось два часа, и Мариус решил провести их с пользой. Ему совершенно не хотелось думать о том, что скоро, очень скоро придется сидеть в кабинете магистра и выслушивать… очередную ложь? Мариус даже предположить не мог, что будет рассказывать тот, кого он всю сознательную жизнь почитал как родного отца. И ему не хотелось об этом думать, он отогнал мрачные мысли. Хотелось думать про синюю птичку, запертую дома. Про то, что вечером они обязательно увидятся, и она снова будет отчаянно краснеть и опускать глаза, а он будет изо всех сил пытаться сдержаться, чтоб не спугнуть ее. Она ведь боится, до сих пор боится — и в этом нет ровным счетом ничего странного, учитывая обстоятельства их знакомства.

Но дело шло к обеду, а там и до встречи с Магистром оставалось недолго. Мариус брел пешком от школы Фирса к главной резиденции Святого Надзора, мимоходом отмечая, как полысели макушки золотых кленов, а солнце отражается в витражах Храма Прибежища Пастыря. Под ногами шелестели опавшие листья, в отдалении цокали подковы по каменной мостовой, скрипели повозки, покрикивали возницы. Как-то получилось, что он свернул в довольно тихий переулок и пошел вдоль ряда лавок с широкими окнами, где был выставлен товар.

Товар по большей части мог заинтересовать женскую половину человечества, и Мариус вдруг решил, что он мог бы что-нибудь купить Алайне. Что-нибудь этакое, особенное, что могло бы ее заинтересовать. И одного воспоминания о графитово-серых глазах, в глубине которых отблески внутреннего света, хватило, чтоб ноги сами понесли в ближайший магазин.

Это оказалась лавка сладостей. Пропахшая шоколадом, ванилью, корицей, с конфетами в вазочках под стеклом, с разноцветными леденцами в больших банках, с нежно-кремовыми бархатными портьерами и молоденькой продавщицей в темно-коричневом, цвета крепкого кофе, платье.

Мариус даже остановился в растерянности. Он уже и забыл, когда в последний раз что-либо покупал в подобных местах. По большей части, пока жил при резиденции Надзора, ему и так все приносили — но это были отнюдь не сладости. А так-то Марго и Робин ездили за покупками.

Потом он все же шагнул ближе к прилавку и принялся рассматривать конфеты, выставленные на стеллажах. Продавщица заулыбалась, смешно выкатывая рыбьи глаза, и подплыла ближе.

— Чем могу помочь, благородный ниат?

— Можете, да, — пробормотал Мариус, теряясь в бесконечных коробочках, украшенных золотой и серебряной фольгой, сушеными кружками лимонов, веточками шиповника и лаванды.

— Мне нужен подарок для юной ниаты, самый изысканный, самый вкусный.

— Какие сорта шоколада предпочитает ниата?

Вопрос поставил Мариуса в тупик. Он понятия не имел, что там любит или не любит Алайна, а выяснить как-то не случилось.

— Элитный горький, — осторожно подсказала продавщица.