– Без причины? – Его челюсть напрягается. – Неважно. Ладно. Хотите услышать о моем сыне? Я расскажу вам о моем сыне. Он маленький засранец.

Агрессивность в его голосе застигает меня врасплох.

– Почему вы так говорите?

– Этот парниша – стукач. Если бы не он, моя жена никогда бы не узнала о моей чертовой измене с моей помощницей. Это он ей все рассказал.

– Понятно.

– На летних каникулах он пришел ко мне в офис. Он хотел поздороваться и увидел, как я трахаю секретаршу на столе. – Хантер морщится от отвращения. – Попросил ли он меня объяснить это? Узнать, как его мать довела меня до таких радикальных действий? Вообще нет. Вместо этого он побежал домой и рассказал матери все, что видел.

В этой истории есть что-то пугающе… реалистичное.

Явное негодование Хантера говорит мне, что это больше, чем игра.

– Сколько ему было?

– Четырнадцать. Четырнадцатилетний панк, который возомнил себя мужчиной, большим героем, который спасет свою маму. Ну, ему же хуже. Кэтрин было все равно. Естественно, она не собиралась меня бросать. Я богат и привлекателен. Кого-то лучше меня она себе не найдет. Мой сын думал, что поступает правильно, но, как оказалось, на хрен его мнение кому-то сдалось.

Хантер злобно качает головой.

– И это отпугнуло парнишу, потому что, как оказалось, его мама уже знала об этом моем романе, и о прошлых тоже, и она умоляла его просто не обращать на это внимание, потому что его отец – такой хороший человек, хороший папа и хорошо обеспечивает семью. Когда он попытался поспорить с ней, она сказала, что он создает проблемы, и заставила его почувствовать себя так, как будто он поступил неправильно, рассказав ей правду. Поэтому годы спустя, когда он увидел кое-что еще, что, он знал, может причинить боль другой девушке, он хотел держать рот на замке. – Теперь он смотрит на меня. – И ему потребовались все его гребаные силы, чтобы что-то сказать. Он спрашивал своих друзей, должен ли он это делать, хотели ли бы они знать о таком, а на задворках разума тихий голосок говорил ему: «Не вмешивайся, все опять обернется против тебя», – и смотрите-ка, именно так, мать его, все и случилось.

В спальне воцаряется тишина. Хантер явно зол, но я не знаю, на кого: на меня, на себя или на весь мир. Он опять проводит пальцами по волосам с каменным лицом.

– Хантер, – осторожно начинаю я. – Ты… рассказал своей матери, что поймал своего отца на измене? И… подожди… все то, что ты описывал на наших сеансах, произошло с тобой на самом деле? Твой отец – тот, кто…

Я озадаченно замолкаю, пока мой мозг прокручивает наши сеансы в попытке проанализировать, какие истории были правдой, а какие он придумал для задания. Очевидно, что свой псевдонарциссизм он основывал на своем отце, но сколько из этого было игрой?

– Неважно, – бормочет Хантер, поднимаясь на ноги. – Я пытался быть хорошим другом, но знаешь что, плевать. На сегодня мы закончили. Увидимся на следующей неделе.

Я бессильна что-либо сделать, когда он вылетает из моей комнаты. Я хочу пойти за ним, но в голове до сих пор полный сумбур. В мозгу копошится слишком много фактов. Я просматриваю записи, перечитывая историю про День благодарения, все измены, отсутствие твердого характера у жены и жестокие отрешения пациента от любого, кого он считает помехой. Это семья Хантера? Сколько из этого было просто приукрашено?

Единственное, что точно было правдой, – это агония в его голосе, когда он вспоминал, как рассказывал матери, что увидел, а ему ответили, что он создает проблемы, пытаясь ее защитить.

И я сказала ему то же самое, обвинив в том, что он наводит панику.

Мать твою. Со вздохом я отрываю ладони от лица, и мой желудок скручивает от чувства вины. Возможно, мотивы Хантера были на сто процентов чистыми.

Но… он все равно не прав, черт его побери.

В пятницу мы идем на новоселье к Коринн. Она в силу своей скромности не хотела устраивать вечеринку, но мы с Пиппой ее уговорили, и она согласилась при условии, что вечеринка будет небольшой.

Нико забирает меня, Дариуса и Пиппу из кампуса. Мне, как его девушке, предоставляется постоянное право занимать переднее сиденье, поэтому Дариус со своим двухметровым телом сослан назад.

– Да ладно тебе, Ди, – ноет он. – Ты сама знаешь, что мое тело заслуживает переднего сиденья.

– Если будешь хорошо себя вести, то я позволю тебе сесть на него, когда мы поедем обратно. – Я вытаскиваю телефон, чтобы написать Коринн, но обнаруживаю, что мобильник мертв. Блин. Я забыла зарядить его перед выходом.

Я поворачиваюсь к Пиппе.

– Напишешь Коринн, что мы едем?

– Уже пишу.

Я засовываю свой айфон обратно в сумку. Нико держит руль одной рукой, положив другую мне на бедро. Пару раз во время поездки он начинает соблазнительно гладить большим пальцем мое голое колено, а один раз во время остановки у светофора даже проскальзывает кончиками пальцев мне под юбку. Одними глазами я говорю ему: «Ты неисправим», – и в ответ он подмигивает.

У Коринн уже собралось несколько гостей. Сегодня интересная смесь: пара баскетболистов, девушка, с которой Коринн занимается йогой, и несколько ребят, с которыми она ходит на математику. Она учится на экономиста и помешана на математике, как и эти трое парней. Один из них даже надел костюм с галстуком, из-за чего я усмехаюсь.

– Ты же знаешь, что это вечеринка, да? – дразню его я, когда нас знакомят. Его зовут Кайлер, и он учится на последнем курсе.

– Галстук – это слишком? – с иронией говорит он.

– Совсем чуть-чуть.

Пока мы с Кайлером болтаем, ко мне подходит Нико и берет меня за руку. Он иногда так делает – показывает свое физическое право, когда я с другим парнем, словно говоря: «Она моя». Раньше мне казалось, что это мило. И сейчас иногда кажется. Но в другое время, как сегодня, когда я пытаюсь обходить комнату и говорить с людьми, то, что он приклеен к моему бедру, очень мешает.

И если честно, раздражает.

Коринн накрывает стол с закусками в небольшой столовой и одновременно гостиной. На вечеринку все договорились принести свои напитки, но она купила несколько разных газировок и пару бутылок текилы. Сегодня я планирую выпить, поэтому не трачу зря время, а организовываю для всех первые рюмки.

– Ну же, давайте! – зову я всех к столу.

Нико только за. Он больше любит ром, но с радостью разливает текилу. Я раздаю полные рюмки, которые все мы, одиннадцать человек, одновременно поднимаем.

– За Коринн и ее потрясающее новое жилище! – говорю я тост.

– За взросление! – добавляет Пиппа.

– За взросление!

Текила прожигает огненную дорожку вниз по моему горлу, и я тут же разогреваюсь. Кто-то включает музыку, и мы с Нико перемещаемся на диван.