Она смотрела на него привычным внимательным (даже острым) взглядом поверх очков, которые держались у нее на кончике носа. Взгляд у нее был пронизывающий, внимательно изучающий любого собеседника — это был профессиональный взгляд истинного нотариуса, привыкшего каждого человека проверять, говорит он правду — или лукавит, и понимать, если лукавит — то в чем. Тонкая, изящная, с великолепно уложенной прической, в прекрасно шедшем ей дорогом, но строгом деловом костюме, с точно подобранными украшениями. И внешним видом, и сдержанностью движений и слов она была похожа на истинную английскую леди — так, как для советских людей таким эталоном была Маргарет Тэтчер.

Татьяна Алексеевна приняла от Станислава папку с необходимыми документами, ознакомилась с ними и стала по компьютерной базе проверять, не открыто ли уже наследственное дело к имуществу Юлии Валерьевны. Белогоров, хотя и был абсолютно уверен в том, что не открыто, терпеливо ожидал проведения этой проверки.

Закончив проверку, Татьяна Алексеевна позвала помощницу, передала ей пакет документов и поручила подготовить заявление о принятии наследства, которое Станислав подписал бы как представитель Романа. Пока шла подготовка этого заявления, она спросила Станислава:

— Как Роман Геннадьевич?

— Плохо. Держится, но ему очень тяжело. За несколько месяцев он полностью осиротел.

— Понимаю. Без необходимости не привозите его сюда.

— Спасибо!

Белогоров ехал по Кутузовскому проспекту; как было почти всегда, машину он вел сам. В это дневное время поток шел насыщенно, но не напряжённо, поэтому он довольно быстро ехал, на пределе разрешённой скорости, и у него была возможность размышлять.

… Что-то не сходилось в деле Коминых. Станислав понимал, точнее, не понимал — скорее, чувствовал — что есть кто-то, кто стоит в стороне и влияет. Но кто это? и, соответственно, как его вычислить?

А вычислять нужно было как можно решительнее и быстрее — Станислав понимал, что тот, кто угрожал Коминой и довел ее до смерти, теперь по-прежнему опасен для ее сына. Кто? Почему? Где он стоит, где он прячется? И ведь он явно контролирует ситуацию — он заставляет играть по его правилам. Как его вычислить? И почему он так играет — похитил Романа, написал, что убил его — а потом невредимым отпустил его. Почему он так сделал? Нет ответов.

И один ли и тот же человек убил Комина-старшего, а потом покушался на его бывшую жену и их сына?

Поток машин ослаб, и дальше Станислав ехал, немного притормаживая, так как раздумывал, как ему ехать дальше — правой дорогой через центр или свернуть на набережную.

Очевидно, подумал он дальше, что злодей, играя жизнями Коминых, явно добивался того, чтобы Юлия Комина умерла первой, а сын пережил ее. Такое возможно лишь тогда, когда нужно, чтобы сын стал наследником матери, а потом самому стать наследником сына — иначе не важна была бы последовательность смертей Коминых. Но кто это мог быть?

Белогоров по-прежнему подозревал Виталия Докина — он всех подозревал. Но тот не был официальным мужем Коминой, и завещания она не оставила — вряд ли в такой ситуации Докин решился бы что-то фальсифицировать.

Оставались топ-менеджеры корпорации «Ген-Ком» — у них явно был мотив устранить и Комина-младшего, и его мать. Всю нужную информацию Станислав с Петром и Викторией уже сообщили следователям по обоим уголовным делам — и о доведении до смерти Коминой, и о похищении ее сына. Более того — топ-менеджеров уже вызвали на допросы и взяли с них подписку о невыезде, то есть еще один шаг — и они станут подозреваемыми. Они явно были напуганы; как стало известно Белогорову, Бутов еще хорохорился (да и с камерам следственных изоляторов он был знаком с горячей юности — бурно у него юность прошла), а вот Горохов и Томилин уже сильно трепетали от сознания того, что они выглядят явными выгодоприобретателями от устранения Коминых — тем более при доказанности подделки договоров займа.

Лиров же, зная, что он фальсифицировал завещание, вообще был в предынфарктном состоянии, понимая, что Горохов и другие директора свалят все на него.

Ковров так вообще — так был напуган, что старался даже не показываться в окнах своей квартиры.

Но Белогоров понимал, что помимо предположения мотива нужны еще доказательства того, что нападения на Коминых — на всех троих Коминых — были организованы топ-менеджерами корпорации. Понятно, что всех этих директоров заключили бы как подозреваемых под стражу (хотя Станислав и не желал им этого — он вообще хотел бы, чтобы ни у кого не было уголовно-процессуальных проблем), но не факт, что они что-то рассказали бы — либо свалили бы все на Лирова. А сильные адвокаты довольно быстро добились бы освобождения их из-под стражи.

Ковров все-таки находился вне подозрения по поводу покушений на Комину и младшего Комина — так как все это время находился под стражей, а потом под домашним арестом, и явно вряд ли мог организовать ни покушение на Комину, ни похищение ее сына. А вот другие директора — да взять того же Бутова — подозревались в первую очередь.

Ну и потом — круто все-таки вот так вот взять и решить отравить создателя корпорации, с которыми они много лет работали, а потом — еще и устранить его бывшую жену и сына, которые начали бороться за свои права.

Хотя — кто-то же из директоров сфальсифицировал те поддельные договоры займа, и все остальные поддержали эту идею, чтобы оттяпать часть корпорации себе.

Но ведь экспертиза выявит подделку.

Но нет ничего невозможного, так что все директора под подозрением. Интересно, кто конкретно из них предложил организовать покушения на Коминых.

Или все-таки какое-то стороннее лицо все это организовало? Ну ничего, решил Белогоров, дождемся показаний топ-менеджеров — появится ясность. Он как представитель потерпевшего будет плотно участвовать в этих уголовных делах.

На небольшой скорости он проехал ещё квартал, подъезжая к высоким домам-«книжкам» Нового Арбата, ради строительства которого был безжалостно уничтожен весь этот старинный московский район.

Неожиданно даже для себя он остановился; хорошо, что здесь остановка была почему-то не запрещена — забыли, наверное, повесить знак. Станислав припарковал машину, и какая-то мысль явно так сильно его вдохновила, что он машинально даже выключил зажигание. Потом он посмотрел в лобовое стекло, после чего открыл дверь, вышел, оперся на дверь и осмотрелся по сторонам проспекта.

Выглядело это, конечно, впечатляюще: солидно одетый мужчина остановил машину в неположенном месте, вылез из нее и стоит, растерянно оглядываясь по сторонам; наверняка кто-нибудь из прохожих подумал, что