Отдельные экипажи часто откомандировывали в другие части 17-й ВА для лидирования. Обычно это делалось в период передислокации истребительных или штурмовых авиаполков. Поскольку летчики-истребители и штурмовики не имели хорошей штурманской подготовки, то при перелете на большие расстояния им давали «поводыря» – лидера, за которым они пристраивались в хвост и летели следом, держась на небольшом расстоянии.

Лидирование – дело хлопотное. К тому же в 17-й воздушной армии в связи с неудачами лидирования разразился громкий скандал, связанный с некомпетентностью экипажей отдельных лидеров. Наиболее вопиющая история произошла 17 апреля 1943 года. Командир эскадрильи «Яков» капитан Егоров должен был перебазировать свою эскадрилью в Ростов. Весь маршрут они шли в хвосте у «пешки», ведомой лейтенантом Зотовым и штурманом Каримовым. Те подвели их к аэродрому посадки и, попрощавшись, улетели.

Егоров пошел на посадку, а за ним и все остальные самолеты эскадрильи. Три Як-1 уже сели, как вдруг по остальным самолетам открыли огонь зенитки. Три самолета тут же были сбиты. Только два замыкающих успели уйти. Оказалось, что это не Ростов, который недавно был освобожден нашими войсками, а занятый врагом Таганрог.

После этого последовал приказ командующего ВВС Новикова. Полетели погоны у командиров штурманской службы полка, дивизии, корпуса. Летчик и штурман экипажа лидера были отданы под трибунал.

Полеты на лидирование были чреваты и другими негативными последствиями. Один из таких полетов неожиданно закончился трагически. Пе-2 появился над аэродромом истребителей, как ему и было предписано, и стал кружить, ожидая, когда эскадрилья взлетит и пристроится ему в хвост.

Поскольку «пешка» отдаленно похожа на «Мессершмитт», то возвращавшаяся на аэродром пара наших истребителей с ходу его атаковала.

На следующий день истребители приходили извиняться и в порядке компенсации подарили аккордеон.

Незадолго до этого, также нашими истребителями, был сбит самолет Большакова. Был ранен воздушный стрелок Мирнов, а штурман Григорий Батрак погиб.

Официально она проходила с 20 по 29 августа 1944 года. По масштабу входит в число одних из самых крупных операций Великой Отечественной войны. Проводилась она силами двух фронтов. На этот раз это были: 2-й Украинский фронт (командующий Р.Я. Малиновский; состав: 27, 40, 52, 53-я армии, 4-я, 7-я гвардейские армии, 6-я танковая армия, 18-й отдельный танковый корпус и конно-механизированная группа. Авиационную поддержку фронту оказывала 5-я воздушная армия); 3-й Украинский фронт (командующий Ф.И. Толбухин; состав: 37, 46, 57-я армии, 5-я ударная армия, 7-й механизированный корпус, 4-й гвардейский механизированный корпус. Авиационную поддержку фронту оказывала 17-я воздушная армия, в составе которой имелось 2200 самолетов).

Противостояла им группа армий «Южная Украина» (командующий Г. Фриснер). В нее входили 6-я и 8-я немецкие армии, 3-я и 4-я румынские армии и 17-й армейский немецкий корпус. Всего двадцать пять немецких, двадцать две румынские дивизии и пять румынских бригад. Авиационную поддержку противнику оказывал 4-й воздушный флот, в составе которого было 810 немецких и румынских самолетов.

Ясско-Кишиневская операция во многих отношениях отличается в лучшую сторону от всех советских операций прежних лет. Если в людях преимущество было только в 1,4 раза, что, казалось бы, делало невозможным никакое наступление, то в артиллерии – в 2,1, в танках и самоходках – в 4,7, в авиации – в 2,7.

Советскому командованию удалось сохранить в тайне направления двух главных ударов.

При этом наши войска в целях введения противника в заблуждение продемонстрировали «наличие» двух ударных группировок. В ложных районах наступления работали радиостанции, было изготовлено 1864 макетов танков и орудий [115, с. 159].

Как вспоминал Тарасов, «о готовящейся Ясско-Кишиневской операции мы узнали за пятнадцать дней до ее начала ввиду того, что нашей эскадрилье было поручено сопровождение «Дугласа» с командующими двух фронтов (2-го и 3-го Украинских) до Кировограда и обратно в Рауховку» [7].

Александр Притула вспоминал: «Во время подготовки Ясско-Кишиневской операции заместитель начальника штаба майор Титов дал мне задание обследовать и сфотографировать леса юго-западнее Котовска – территорию, которую занимали наши войска. «Что увидите вы, то увидят и вражеские летчики», – пояснил Титов. Фотографирование помогло устранить упущения в маскировке, а значит, удалось спасти жизни наших солдат и офицеров, боевую технику. Фашистское командование так и не разгадало направление главного удара наших войск» [106].

Двумя ударами на севере и юге советским войскам удалось окружить группировку противника. 208 600 человек было взято пленными, до 135 тысяч считались убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Наши потери – 67 130 человек ранеными и 13 197 убитыми.

«Мы с нетерпением ждали часа наступления. Наконец он настал. Наши части разгромили всю южную группировку немцев и форсированным маршем двинулись вперед. Наш полк был отмечен в приказе Верховного Главнокомандующего. Места базирования перемещаются на запад: Яновка, Раздельная, Тарутино. Вот и граница! Настал и на нашей улице праздник. Слова товарища Сталина сбылись» [7].

В период подготовки и проведения Ясско-Кишиневской операции не был потерян ни один экипаж 39-го орап. Сразу же по завершении операции был оформлен наградной лист на исполнявшего обязанности командира полка Степанова. Из него следовало, что в период подготовки и проведения операции полк совершил 53 боевых вылета на разведку. Были сфотографированы рубежи рек Днестр, Когильник, Прут общей площадью 10 тыс. км2.

Значение операции трудно переоценить: Румыния не только вышла из состава гитлеровской коалиции и стала нашим союзником, но и перестала быть нефтяной кладовой Германии.

В 1944 году 39-й авиаполк базировался в селе Яновка. На какое-то время фронт стабилизировался. Мне не раз доводилось и читать, и слышать о том, что очень часто между фронтовиками-постояльцами и их квартирными хозяевами возникали дружеские отношения, которые потом еще долго продолжались в переписке. Такие же дружеские отношения возникли и у майора Полякова и его квартирной хозяйки – председателя сельского совета Александры Петровны Просуньковой. Расставались они как родные. А уже в Румынии отца догнало письмо его сестры Надежды Матвеевны Поляковой, которая ошеломила его известием о том, что село Яновка Ивановского района Одесской области – родное село их отца. Отпросившись у командира, отец полетел назад в Яновку. В сельсовете нашел Просунькову и попросил рассказать, нет ли в селе кого-нибудь, кто бы помнил Матвея Полякова и его отца Петра Полякова. Александра Петровна побелела: «Это же мой родной брат и отец!» Оказывается, целый месяц мой отец жил в доме у своей родной тетки. Александра Петровна повела его на кладбище и показала могилу своего отца. До самой своей смерти, которая произошла незадолго до начала войны, Петр Поляков помнил о том, что где-то на белом свете мается его кровинушка – внук Женя, и даже держал для него дом.