Шефа таким торжественным я видел в первый раз.

— Садись, Андрей, — сказал он. Задание, которое тебе предстоит — важнейшее и, я не боюсь этого слова, — ответственейшее. Ошибка недопустима в принципе. Кстати, английский не забываешь?

— Читаю и говорю, — сказал я по-английски, — достаточно, чтобы поддержать лёгкую беседу.

— Good, — сказал шеф. — Впрочем, язык тебе особо и не понадобится. Нам важней твоя рука и твой глаз. Ты понял? А если понял, готовься к командировке в столицу мира.

— В Париж? — сморозил я явную глупость.

— Это раньше он был столицей мира, — сказал Георгий Карпович, — уже давно столица мира — Нью-Йорк. Времени у тебя будет не слишком много, но кое-что увидеть успеешь. Неделя на тренировку. В тире предупреждены, там тебе зелёный свет: в любое время и столько, сколько надо. Инструмент тот же, что будет там. Насчёт Нью-Йорка не беспокойся. Город, конечно, огромный, но не потеряешься. С тобой поедет наш человек, будет тебя подстраховывать.

Он наклонился к селекторной связи: Виктор, войди. Вошёл человек примерно моего возраста и комплекции с внешностью, которую я уже привык называть типовой. «Виктор», «Андрей» — представил нас шеф, и мы пожали друг другу руки. — Паспорта готовы. Подробности Виктор расскажет в самолёте. Дорога долгая, всё успеете.

В тире меня ожидала снайперская винтовка не виданной мной конструкции, настоящее чудо техники. При этом фантастически простая в эксплуатации. Неделю я ходил в тир, как на работу, и наслаждался стрельбой, старательно отгоняя мысль о цели своих тренировок.

В самолёте Виктор объяснил мне задачу:

— Есть там один человечек. Который нам очень мешает. Наша, вернее, твоя задача — сделать так, чтобы он больше никогда и никому не мешал. Дело несложное и почти безопасное. В четверг он выступает на антироссийском митинге. Народу соберётся, как всегда, немного. Это наши «квасные» думают, что в Америке заняты только нашими делами. Там, по большому счёту, до нас никому нет дела, кроме наших же придурков. С одним из таких нам и нужно разобраться. Вот фото. Рожа приметная. Кроме того, он всегда ходит без галстука, чем резко отличается от местных политиков. Человек он для них незначительный, поэтому охраны будет мало, только, так сказать, для порядка. Площадь, где митинг, небольшая. Напротив очень удобный дом, сам увидишь.

В аэропорту мы взяли такси, Виктор сказал название отеля. Там мы пересели в другое такси и доехали до другого отеля. Остановились в третьем, где нас уже ждал двухместный номер.

— Сегодня весь день гуляем, — сказал Виктор, — завтра отдыхаем, послезавтра работаем.

Нью-Йорк, конечно, потряс. Небоскрёбы, знаменитая Таймс-сквер, Мэдисон Сквер-гарден, Централ парк… Лица всех цветов радуги, одежды самые фантастические: индус в европейском костюме, рядом индус в национальной одежде. Японец, только что сошедший с японской гравюры. Минуту назад ты был в Италии, через пять кварталов — в Китае.

— В Гарлем не идём, — сказал Виктор, — там белых не любят.

И, хмыкнув, добавил:

— Их много, а мы одни. Лучше покажу тебе гнездо разврата. Как у нас когда-то писали «их нравы».

Так мы оказались на знаменитой Сорок Второй стрит.

— Эти три икса означают крутую порнуху. Зайдём, посмотришь для общего развития.

Для общего развития там было не так много. То же самое можно было посмотреть и у нас. Правда, на видаке, и дома. Смотреть на сидящих в зале было куда интереснее. Через проход от меня сидел какой-то цветной парнишка, который, не отрывая глаз от экрана, не отрывал своей правой руки от члена и открыто онанировал. В зале стоял явственный запах травки. Вдруг сзади меня потрогали за плечо. Обернувшись, я увидел довольно симпатичную негритянку лет тридцати.

— То, что ты видишь на экране, ты можешь иметь со мной, — проговорила она хрипловатым, надо сказать, довольно приятным голосом. — Здесь за той дверью комната, четыре доллара всего и двадцать мне. Хочешь?

— No, — ответил я, — не хочу. I don’t want.

— Почему? — спросила она. На что я не нашёл ничего умнее, чем сказать: I am from Russia. Интересно, что мой ответ её полностью удовлетворил и она переключилась на вошедшего в зал пожилого мужчину.

— Фром Раша! — фыркнул незаметно подошедший Виктор. Ты бы ей ещё паспорт показал. А, впрочем, убедительно: «Руссо туристо, облико морале». Пойдём, я тебе ещё пип-шоу покажу. Название образовано не от того, что ты подумал. Оно означает, что посмотреть можно, а потрогать нельзя. За пару долларов девочка покажет тебе самое сокровенное, а если ты попросишь, то в это сокровенное вставит пластмассовый член такого размера, как у годовалого бычка в бедных районах российского Нечерноземья. Но упаси тебя бог эту самую девочку потрогать своими похотливыми ручками. Скандал на весь мир, гигантский штраф, а то и отсидка. Потому что трахать себя пластмассовым членом — работа, а давать себя лапать разным незнакомым хмырям — разврат. Который в пуританской Америке не поощряется. Так они здесь, в Америке, понимают личную жизнь, права человека и прочую тряхомудию, до которой мы, с их цивилизованной точки зрения, ещё не доросли. В свой зад ты можешь хоть Эйфелеву башню воткнуть, а на мой — только посмотреть, и то, если я тебе разрешу. Кстати, если ты извращенец…

— Ну нет, — сказал я, — мне ещё только гей-клуба здесь не хватает. Их в Питере, наверное, десятка два. Мне они и на хер…

— Да я не про то, — отмахнулся Виктор, — гей-клуб — какое же это извращение? — весь цвет российской попсы, телезвёзды… Это уж скорей такие, как мы, которых бабы интересуют, извращенцы. Я про Метрополитен-мьюзиум, Модерн Арт, всякие там Гугенхаймы. Если хочешь, можешь и туда, отсюда, кстати, недалеко, только уж без меня. Меня этим ещё в детстве перекормили.

— У меня мать библиотекарь, — начал я…

— Можешь не продолжать, — подхватил Виктор, — всё понятно. Тогда по пивку.

Через день в десять утра мы были в уже ждущей нас трёхкомнатной квартире. Рядом с кухней помещалось что-то вроде кладовки, где всё было приготовлено для дела. Окошко малозаметное, но с удобным подоконником.

— Работаешь в перчатках, инструмент оставляешь на месте. Перчатки снимаешь — и под кран. Через десять секунд они растворятся без остатка.

Расстояние до трибуны было небольшим. Промахнуться было трудно, и я не промахнулся. Через пару минут мы уже выходили из дома и садились в машину. Поездив минут сорок по городу, вернулись в гостиницу.

— Ну, спец! — облегчённо выдохнул Виктор. — Не зря тебя хвалили. Теперь так. Здесь ты сидишь безвылазно три дня. На улицу ни шагу. Есть будешь здесь же, в ресторане. Вот деньги, не экономь. Будет скучно — читай Чейза, он кинул на кровать толстенный том. Если и тогда заскучаешь — можешь пригласить девочку. Но только отсюда. С улицы — ни-ни! Можешь выпить, но в меру. Через три дня я тебя заберу — и гоу хоум!