Потом он подошел к шкафу с запасами и достал оттуда маленький желтый блокнот и синюю шариковую ручку. Положил их на стол, к бутылке. Рядом поставил одноразовый стаканчик. Жаль пить «Макаллан» из такой посуды, но другой не было.

И тогда он уселся на стул, двумя небольшими толчками придвинулся к столу и взял бутылку в руки.

Первый (и последний, если честно) раз он пил виски в тот день, когда встретил Авиталь.

Он был на свадьбе у кого-то с работы, в каком-то кибуце[19], в баре. Владелец кибуца понял, что коровы – не такой доходный бизнес, как бар, и забросил сельское хозяйство. Стефан сидел за круглым столом, посредине – корзинка цветов, которую невеста выбирала две недели и о которой никто и не вспомнит через пять секунд после свадьбы. Рядом с ним за столом сидели незнакомые люди и пытались громко разговаривать в надежде перекричать музыку или посылали эсэмэски тем, над кем судьба сжалилась больше: их не пригласили разделить радость счастливой пары. На площадке неподалеку раскачивались, изображая танец, молодые люди в рубашках и девушки в платьях-мини, в туфлях на высоких каблуках – как клоуны на ходулях. Чистенькие программисты, холеные бухгалтеры, брокеры, прибывшие на джипах, чересчур накрашенные дамы-архитекторы – все они покачивались в такт музыке, которую не стали бы слушать ни в какой другой ситуации, даже под дулом пистолета.

Вокруг толпилось так много народу, что нетрудно было возненавидеть всю эту компанию. У людей тьма невыносимых качеств. Например, Стефана выводил из себя примитивный юмор. Он сидел в компании людей, которые представлялись как друзья, делал вид, что ему интересно, – и вдруг все начинали смеяться (все!) над какой-то фразой, совершенно обыкновенной, серой и глупой, – и у него просто опускались руки. Что, правда? Этого хватает, чтобы насмешить их?

Он смотрел на общество, которое отупляет себя, оскотинивается и распадается на набор предсказуемых поступков и реакций. Он, в свою очередь, сделал большой шаг назад и отдалился от него. Чтобы защититься от банальности, от обилия клише, от словесной жвачки.

Когда тебя все бесят, самое обидное то, что не с кем об этом поговорить. Иногда он пытался рискнуть и подружиться с кем-нибудь или завязать отношения с девушкой. Но разговор между ними никогда не выходил за рамки набора клише, известных заранее обоим собеседникам. Каждое высказывание было цитатой цитаты цитаты из кого-нибудь, кто и сам никогда не порождал оригинальных мыслей. Когда Стефан пытался поделиться своими ощущениями о тупости человечества, он получал в ответ фразы типа: «Да, на закате даже у маленьких людей – большая тень» (Да вы что! Правда? А у больших людей? Ведь они наверняка отбрасывают на закате огромную тень, не так ли? Так, значит, закаты полезны всем!), или «Самый темный час – перед рассветом» (а кто сказал, что сейчас самый темный час?), или (это хуже всего) «Сердиться – это наказывать самого себя за глупость других» (а раз так, то какое наказание ты выберешь для себя самого за свою глупость?).

Наше время похоже на бесконечный пищеварительный процесс, говорил он себе иногда, все перерабатывают сами себя. Та же культура, которая пытается убедить тебя, что каждый человек – потрясающий бриллиант, пережевывает твои мысли и выплевывает их, да и тебя самого, бескрылого клона, и все вокруг решают одни и те же проблемы, высасывают из пальца одни и те же мысли и заняты одной и той же бесполезной погоней – и при этом уверены, что они очень глубокие и интересные.

В общем, он не любил людей. Всех типов и мастей.

Людей, которые задают дебильные вопросы на лекциях – только чтобы показать, что они прочли уже половину статьи по данному вопросу; нетерпеливых к другим, которые ужасаются нетерпению окружающих по отношению к ним самим; обладающих развитой социальной совестью, основанной на том, что́ телевизор объявил важным; тех, кто становится специалистом в чем-либо, прочитав одну книжку; тех, кто пытается усидеть на двух стульях; кто надевает очки, только чтобы посмотреть на мир из-за оправы косым и сердитым взглядом; помешанных на какой-нибудь одной теме; тех, кто презирает тебя, потому что ты не вписываешься в их картину мира; нытиков, не способных замечать ничего хорошего; чиновников, упоенных своим могуществом; не уверенных в себе кретинов; пропагандистов разных стилей кулинарии… Словом, уродов тысячи разных сортов.

И вот, на этой свадьбе он столкнулся с одним из особо ненавистных ему типов людей – с теми, кто танцует, все время повторяя только одно движение плечом – и все, при этом по-идиотски пялится на что-то, как младенец. Танцем называется не это, придурок.

В какой-то момент ему захотелось встать из-за стола, оставить в тарелке эту наполовину пропеченную и наполовину съеденную семгу – и пойти в бар посмотреть, как там дела.

В последние полчаса в баре было не много народу, потому что большинство кретинов уже отправились на танцпол – по доброй воле или по принуждению. А представители старшего поколения сидели за столами и жрали. Если они хотели какой-нибудь напиток из бара – звали официанта. Когда Стефан подошел к черному прилавку, ждать ему пришлось очень недолго, всего пару минут. Перед ним было двое прыщавых горластых молодых людей, которые с блеском в глазах чокались и уже не могли дождаться, когда выпитое на них подействует и они достаточно отупеют, чтобы радоваться до упора. Не страшно, ребята, вы скоро вспомните, кто вы такие, и депрессуха к вам вернется. Когда они от беспричинного восторга аж ускакали оттуда, он подошел к бару.

Там сидела миниатюрная девушка и пила светло-янтарный напиток из стакана. Она посмотрела на него – и вдруг воздух вокруг него стал другим, как будто забурлил.

– Дайте мне то, что пьет она, – сказал он бармену.

Бармен вопросительно посмотрел на нее, она указала на бутылку, которая стояла позади него.

– Вам в стопку или в стакан?

– Так, как у нее, – ответил Стефан и снова попытался поймать ее взгляд.

Когда бармен подал ему стакан виски, он отхлебнул – оказалось, что слишком много. Поперхнулся и закашлялся.

– Вы серьезно? Вы правда это пьете? – спросил он у миниатюрной девушки, которая с интересом смотрела на него. – Как неженственно… Просто горло дерет.

– Лично я больше люблю не торфяные сорта, – сказала эта засранка, – но признаюсь, в этот раз я соврала. – Она подняла стакан и одобрительно посмотрела на него. – Яблочный сок. Похоже, но не то.

Он кашлянул еще раз и попросил воды.

Ее звали Авиталь. Они побеседовали было у барной стойки, но шум дискотеки не дал им толком поговорить.

Тогда они вышли на улицу со стаканами (она все еще пила яблочный сок, а он – уже просто воду), постояли около небольшого пруда возле этого зала торжеств. Ночью на пруду было тихо и спокойно – разве что басы сотрясали деревянный настил у них под ногами, а воздух иногда вздрагивал из-за кваканья лягушек (видимо, тоже из какого-то замаскированного динамика). Отличное место для знакомства со смешливой красавицей.