Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Легко сказать. Сделать куда труднее.
Пока я вел эту внутреннюю борьбу, за мой столик сел человек в черной кожаной куртке и фетровой шляпе, которая уже давно потеряла форму. Он наклонился ко мне и спросил:
– Ну как, прочитали?
Я поднял на него глаза – мне было неприятно, что кто-то счел себя вправе просто так помешать мне.
– Простите?
– Мою книгу, – сказал он. – Вы прочли?
– Кто вы? – спросил я.
– Как это кто я? Я всезнающий рассказчик. Разве вам не рассказывали про меня в школе? – Было видно, что его все это очень забавляет.
Надо сказать, несколько секунд я пытался сообразить, что к чему. Голос в телефонной трубке, пакет у двери.
– А, – сказал я наконец, – это вы…
– Да-да, – кивнул он, – это я. Сколько вы уже прочитали?
– Я… э-э-э… заканчиваю десятую главу.
– И?
– Что – и?
– Хотите издать эту книгу?
– Я не издатель. Я писатель.
– Да-да, я знаю. Но давайте скажем начистоту, сейчас вы не можете даже начать писать. У вас еще нет готовой идеи, правда же? Я стою здесь уже несколько минут. Когда вы пишете, вы явно страдаете. Это не та книга, которую вам сейчас нужно написать. Вам нужно написать мою книгу.
– Простите?
– Это ведь ваш стиль, правда? – сказал он. – Меня никто не знает – кто я, что я… А если вы принесете в издательство эту рукопись, ее примут к печати. Я не хочу славы – можете сказать, что книга ваша.
– Не думаю, что…
– Конечно думаете. Никто не узнает. Никто не сможет ничего доказать. Более того, даже если в самой книге вы укажете, что написали ее не вы, все равно все будут уверены, что это вы.
– В каком смысле – «даже если в самой книге»?
– А-а-а, просто вы дочитали только до десятой главы. Если бы вы продвинулись чуть дальше…
– Зачем? Что происходит дальше?
– Прочитайте, прочитайте. Вам понравится. Мне кажется, когда вы прочтете четырнадцатую главу, то поймете, что это неизбежно. Вы застопорились со своей книгой – и тут прихожу я и приношу как раз тот текст, который вы пытаетесь написать. Это уже не совпадение, это судьба.
– Смотрите, – я пытался вспомнить рукопись, – идея книги, которая пишет саму себя, когда читатель ее открывает, да и вся эта история с виски мне не кажется…
– Но ведь там не только об этом, ведь правда? Не торопитесь с выводами.
– Это не я. И я не хочу, чтобы это выглядело так, как будто я пропагандирую алкоголь.
– Пропагандируете алкоголь?
– И этот Бен, например. Как персонаж, он же жалкий, ну честное слово!
– Не больше, чем все остальные.
– Но этот образ не развивается в книге. С ним что-то должно произойти, он должен что-то пережить. Что-то, что изменит его и заставит развиваться.
– Он немало переживет. Не волнуйтесь, дорогой мой, у него будет полно переживаний.
Я молчал.
– Но это не моя книга, – сказал я наконец.
– Послушайте. – Он сцепил руки и склонился ко мне еще больше. – Я работаю над этим уже давно. Вы ведь знаете, как тяжело достучаться до людей, сказать что-нибудь такое, чтобы кто-то где-то там сумел понять по-настоящему. Каждый читает по-своему, у каждого внутри своя прошивка, это просто невозможно. Но в один прекрасный день я догадался: идея писать так, чтобы тебя прочли как можно больше людей, неверна в корне. Нужно писать точно и точечно. Поэтому «Руководство» обращено к очень небольшому количеству людей.
– К небольшому количеству? Мне казалось, что только к этому Бену Клигману.
– Он не Клигман, он Шварцман. И – нет, идея богаче, вы должны писать для нескольких людей, чтобы они нашли в книге целый мир – и каждый нашел свой мир.
– А к кому, кроме него?
– Это не важно сейчас. Важно – чтобы вы вернулись домой и дочитали книгу.
К нам подошла официантка, спросила, хотим ли мы заказать еще что-нибудь и все ли в порядке.
– Да, я бы хотел чаю, – сказал он.
– Отлично, – сказала официантка. – Черного? Заварного? С добавками? Хотите – покажу, что у нас есть, а вы выберете?
– Выберите сами для меня, – сказал он. – Сделайте мне сюрприз.
Когда она отошла, он снова повернулся ко мне. Я хотел сказать ему, что собирался посидеть здесь один, но он уже заговорил:
– Знаете, нужно проживать жизнь, а не только размышлять о ней. Совершать поступки, заниматься реальными делами. Вы, пишущая братия, все время размышляете и не понимаете, что все эти мысли – это, конечно, прекрасно, но нельзя жить только ими. Я понял это, когда пристрастился к письму. Нельзя только раздумывать о сущности вещей, ничего не делая. Человеку в жизни нужна практическая сторона, на которой он будет возводить здание своих размышлений. Нельзя только писать.
– Я не только пишу.
– И я тоже. – Он пожал плечами. – Это хобби, понятно же. Я выгляжу как писатель, по-вашему?
– Да, но вы должны понять, что уж если я пишу, то это не может быть чей-то еще текст, правда? Каждый писатель хочет, чтобы услышали именно его голос, даже если каждый читатель поймет его по-своему. И все равно голос должен быть только его. Поэтому – да, я хочу написать что-нибудь существенное. Может быть, фантастику – и при этом рассказать что-нибудь важное о нашей действительности, о человечестве…
– Ой, да ладно. Прекратите уже. – Он прервал меня и махнул рукой. – Вы хотите внимания, хотите, чтобы вас любили. Как и все мы.
– Но внутренняя истина…
– Внутренняя истина – отличный способ достичь всеобщего внимания и любви – и все. Девушкам очень нравится внутренняя истина.
Официантка вернулась, поставила перед моим гостем стакан с кипятком и положила пакетик чая. Он поблагодарил ее и наклонился к своей сумке. Когда она ушла, он достал маленькую баночку меда, зачерпнул немного и добавил в стакан. После этого положил пакетик и поболтал его в кипятке.
Я молча ждал, смотрел на него и думал, имеет ли смысл говорить ему, что он поступает невежливо. Но я почувствовал, что он уйдет и от этого вопроса.
Когда он начал пить чай, я сказал:
– Вы не понимаете моих аргументов? Что я хочу написать что-нибудь оригинальное?
– Вы слишком этим озабочены, – сказал он. – В мире нет настоящей оригинальности. Идет время – и все больше слов, которые вы скажете, будут словами, которые кто-нибудь уже сказал. Или написал. Или подумал. Вся жизнь – это цитата из кого-нибудь еще. Нам кажется, что наши мысли – наши, но подавляющее большинство того, что в нас есть, – это повторение мыслей, которые мы получили извне, или реакция на них.