– А что твоя старая фирма?

– Сомневаюсь, что они возьмут меня обратно даже как фрилансера.

– А ты подумал о том, где будешь жить?

– У меня есть квартира.

Мать поджала губы. Они по-прежнему были красные – какая-то ядерная помада.

– Ну да, которую ты сдал в аренду, и, насколько мне известно, договор не расторгнут.

– Я разберусь, о’кей? – скрипнул зубами Макс. – Не надо переживать.

– Он может пожить у меня, – встряла Хлоя, прислоняясь к столу рядом с Максом и по-дружески толкая его.

– Тебе нельзя отвлекаться, – хмурясь, резко сказала мать, после чего смягчила тон. – Тебе нужно сосредоточиться, дорогая, ординатура – это важнейший этап в твоей карьере.

Хлоя закатила глаза, глядя на Макса.

Решив, что с появлением дочери в команде сына битву можно считать проигранной, мать вздохнула.

– Я иду спать, завтра поговорим. – На пороге кухни она помедлила и посмотрела на сына. – Сам знаешь, не переживать я не могу. – В ее голосе сквозила легкая печаль. – Такова материнская доля. – И, грустно улыбнувшись, ушла, оставив их одних.

– Я – ужасный сын, да? – Макс, скривившись, взглянул на Хлою.

– Думаю, да, – пожала плечами она.

Он пристально посмотрел на нее, затем рассмеялся и пошел ставить чайник.

– Спасибо.

– Обращайся. – Она похлопала его по руке. – И что у вас за дела с этим сексуальным архитектором?

Макс достал две кружки и улыбнулся ей через плечо.

– Да все у нас отлично, спасибо, что спросила.

– Может, он присоединится к нам завтра? – с вызовом поинтересовалась Хлоя.

Он закатил глаза.

– Нет. Я и тебя-то не приглашал.

Он положил в одну кружку пакетик чая с мятой, а в другую – обычный. Потом достал третью кружку для Хлои, но та помотала головой.

– Вот только не надо, ты прекрасно знаешь, что я оказываю одолжение тебе, превращая свидание в дружескую вылазку.

Он предпочел пропустить эту колкость мимо ушей.

– За весь вечер вы и парой слов не перекинулись – сомневаюсь, что он захочет пойти.

Хлоя покачала головой и посмотрела на брата с озорством.

– Захочет как миленький, уж поверь мне.

Макс невольно поморщился.

– А как же доктор-однокурсник, с которым ты встречалась?

– Он зануда, – она пожала плечами и, сощурив глаза, посмотрела на брата, а он поднял руку.

– Я молчу.

– А тебе не надо ничего говорить, у тебя все на лице написано. – Она вздохнула. – Держаться нужно лишь за настоящее, а иначе какой смысл? Ты, может, думаешь, что я жестокая, но это не так. Я просто жду того самого, понимаешь?

Макс медленно кивнул, глядя на закипающий чайник.

– Да. Понимаю.

– Неужели? – Она подняла брови.

Он налил кипяток в кружки и, мимоходом чмокнув Хлою в щеку, пошел с ними из кухни.

– Спокойной ночи, сестричка.

Когда Макс появился в гостиной, отец раскладывал диван для Хлои, но, заметив сына, пошел ему навстречу. Похоже, сегодня был вечер задушевных разговоров. Отец провел рукой по волосам. Они у него были темные, как у Хлои, но чуть длиннее, и при каждой новой встрече Макс замечал, что седины в волосах и в небольшой бородке, которую отец носил в последние годы, еще прибавилось.

– Я… э-э… слышал, что мама на тебя напустилась.

Макс сделал глоток обычного чая, кружку с которым держал в правой руке.

– Ага. Но все о’кей, я привык.

Отец кивнул, затем покачался с пятки на носок. Он всегда все обдумывал, прежде чем сказать.

– Знаю, жить с родителями – не идеальный вариант, но я хочу, чтобы ты знал, это наше общее мнение. Ты всегда можешь остаться у нас, если еще не готов поехать домой или, если там не срастется, захочешь вернуться.

Макс понимал, о чем идет речь, понимал, что отец ни к чему его не подталкивает, и похлопал его по плечу. Они были примерно одного роста.

– Спасибо.

Он повернулся уходить, и тут отец заговорил снова:

– Просто мама беспокоится.

– Я знаю, папа.

– И, знаешь, она не станет давить…

– А ты станешь?

– Она тут все больше обрастает знакомствами, – тихим, ровным голосом продолжал отец. – Если бы ты захотел с кем-то пообщаться, продумать свои возможности, я уверен, она смогла бы свести тебя…

– Нет, папа. – Это прозвучало резче, чем следовало бы, и Макс вздохнул. – Слушай, извини, но мы это уже проходили. Это не значит, что я не ценю, просто…

Просто все это уже было раньше, когда он был подростком, и мама в особенности хотела, чтобы он поступал так, как она считала правильным – в частности, пошел в медицину. Но он не мог сказать об этом напрямик, не обидев обоих или кого-то из родителей.

– Просто я буду поступать по-своему, о’кей?

Отец внимательно посмотрел на него, точно что-то решая для себя, а затем медленно кивнул.

– Справедливо. Будь по-твоему. Только зайди к Эрин перед сном, хорошо? Не пожелать спокойной ночи такой девушке будет невежливо.

Он снова занялся диваном, а потому не видел, как Макс покачал головой. Что значит – такой девушке? А другим, значит, можно не желать?

И все же несколько секунд спустя он постучал в дверь Эрин. Она открыла уже в пижаме, но макияж еще смыть не успела. Без косметики Макс не видел ее давным-давно, лишившись этой привилегии, когда они расстались.

– Вот принес тебе, – сказал он, показывая на чай с мятой и надеясь, что она по-прежнему пьет его перед сном. С его стороны это было подношение, призванное показать, что он искренне благодарен ей за то, что приехала, а дальше – как пойдет.

Эрин улыбнулась, взяла кружку и открыла дверь чуть шире. Он вошел, но дверь за собой сознательно оставил открытой. Это была самая маленькая комната в квартире, и тем не менее она казалась довольно большой. Чемодан лежал открытым на зелено-коричневом прикроватном коврике, который он считал отвратительным, но матери, судя по всему, нравился. При виде одежды, сложенной аккуратными стопками, он слегка улыбнулся. Эрин явно собиралась переложить все в гардероб, хотя пробудет здесь только три дня.

– Ты в порядке? – спросил он. – Обживаешься?

Эрин кивнула, подула на чай и сделала глоток. Макс начал было качаться с пятки на носок, но, вспомнив, как это только что делал отец, одернул себя и кашлянул. Надо что-то сказать, а в голову почему-то ничего не приходит. Прежде такой неловкости между ними не возникало – даже когда они только-только расстались, им было довольно легко друг с другом. Но по какой-то причине в этот раз все казалось натужным, точно что-то необратимо изменилось. Возможно, дело в том, что они полгода практически не общались. В этом, а еще в том, что, когда они виделись в последний раз, Макс был почти не в себе, придавленный грузом того, что называлось печалью.