– В том-то и дело, она не ничего от меня хочет, вообще ничего. Совсем ничего. Ни капли.

– Но это же хорошо?

Я делаю неоднозначный взмах рукой, и друг начинает смеяться, тут же обо всем догадываясь.

– Это ты хочешь ее. Ты хочешь снова трахнуть ее, поэтому вчера ты привел ее в ресторан, пытался вспомнить навыки идеального кавалера и приревновал ко мне. Ты завел своего зайчика и не можешь успокоиться, – сквозь смех говорит он.

– Не называй мой член зайчиком, придурок. И да. Я думать не могу ни о чем, как только о ней. Я работать не могу, даже с Соней спать не могу. У меня не встает, а на нее пожалуйста, моментально – от одной фантазии, от одного поцелуя. И самое страшное знаешь что? – признаюсь я.

– Что? – подавляя смешки, спрашивает Ноа.

– Она все знает. Буквально все. Как будто читает мои мысли, забирается в голову, – я замолкаю, официант ставит перед нами обед и удаляется.

– О чем знает? О том, что ты ее хочешь завалить? – интересуется он. – Так об этом несложно догадаться, над твоей головой горели красные буквы: «секс».

– Ничего у меня не горело. И нет, о том, что у нас с Соней проблемы, и она играет со мной. А вчера я, придурок, сам признался, а она насыпала мне в трусы льда. – Во мне снова просыпаются злость и обида на ту выходку, а Ноа откидывается на стуле и смеется настолько громко, что на нас обращают внимание за соседними столиками.

– Да заткнись ты, идиот. Ты и понятия не имеешь, насколько это больно и унизительно. У меня стоял, она возбуждала меня и отомстила за то, что я обозвал ее. А сегодня… черт, да прекрати ты ржать. Лучше помоги мне. Я не знаю, что мне делать, – я, перегибаясь через столик, ударяю друга по плечу, он практически плачет от смеха.

– Эрик, да ты попал.

– А то новости, скажи что-нибудь умнее. Я даже о Соне забыл, и она чувствует это. Сегодня я ей сказал, что не смогу прийти на ужин к ее родителям, так она обвинила меня в том, что я перестал ее уважать и совсем забыл о ней. И черт, она права, полностью права, – я запускаю руку в волосы от переизбытка эмоций и закрываю глаза, чтобы немного успокоиться от этих воспоминаний.

– А ты любишь ее? – задумывается Ноа.

– Да, конечно. Мы вместе уже полтора года, и я же решил… Не знаю, сейчас я не знаю. Любовь… Я ей говорил об этом миллион раз, как и она мне. А сейчас… Я и понятия не имею, что такое любовь. Соня идеальная, просто мечта перфекциониста, и мне с ней… нормально, – я не могу сформулировать ни единой мысли в голове и выдаю все сумбурным потоком.

– А вчера с Хлои… как ты себя чувствовал? – интересуется он.

– Слишком много всего. Вначале я был спокоен, мне было настолько комфортно, что я отдыхал. А потом, после твоего появления, мне захотелось ее убить. Задушить и трахнуть. Жестко трахнуть прямо там или в машине. Знаешь, я же всегда выбирал взрослых женщин для себя. А ей двадцать, может, поэтому меня так тянет к ней. Она как яркая бабочка, ты же сам видел, – я слабо улыбаюсь, пока вспоминаю все, а Ноа прищуривается и стучит пальцем по подбородку.

– Эрик, с прискорбием сообщаю тебе – ты начинаешь влюбляться, – выдает он.

– Ха-ха, юморист, – язвлю я.

– Ты всегда отличался сильной любвеобильностью к женскому полу. Ты не пропускал ни юбки, ни хорошенького личика. У нас даже блокноты были, где мы ставили палочки, кто сколько трахнул за ночь.

– Это было в прошлом.

– Да, до того момента, как ты узнал, что у твоего отца неоперабельная опухоль головного мозга. И ты резко разорвал все связи и объявил о любви всей своей жизни – Соне. Но, Эрик, твой отец умер, ты поиграл роль прекрасного сына, и можно успокоиться.

– Ты не понимаешь, – качаю я головой. – Мне тридцать четыре, Ноа.

– Как и мне. Но я не бросаюсь в омут с головой и не обвязываю себя цепями, чтобы сидеть и мучиться, как ты сейчас. Живешь с одной, жениться собираешься на ней, а тело твое жаждет другую. Да и не только тело, Эрик. Загляни глубже.

– Это обычное вожделение, обычное желание потрахаться… с ней, – я упрямо поджимаю губы, уверяя его в своих словах.

– Ну ладно, допустим, не влюбляешься, но определенно ты испытываешь к ней больше, чем возбуждение. Это как болото, опасное болото, оно засасывает красиво и мягко, и ты не ощутишь, когда задохнешься. И она – подруга твоей дочери. Я сейчас охреневаю немного, Эрик. Вот это поворот.

– Причем ты не видел, что она может сделать. Она с легкостью уговаривает Мел идти на контакт со мной, и дочь это делает. Это просто невероятно, – восхищенно делюсь я.

– Ей двадцать? – спрашивает он, и я киваю.

– Соня знает о том, что ты спал с кем-то? – Следующий вопрос приводит меня в раздражение, и я кручу пальцем у виска.

– Она и так орет, как бешеная самка богомола. А эта новость… она мне мозги вышибет, – говорю я.

– А Хлои спокойна по отношениюк тебе?

– Она мало того что спокойна. Она не поддается мне… только сегодня. И то, наверное, потому, что я довел ее до слез. Это было… мне было плохо, тяжело видеть, как ее глаза блестят такой печалью. Захотелось самому себе врезать, – хмурюсь я.

– Ты заставил эту девочку плакать? Ты совсем идиот?! Эрик, ты не имеешь права на это. Ладно твои голодные игры, но давить и насиловать психику еще ребенка… ты должен был держать себя в руках. Что ты ей хочешь предложить? Место любовницы или превратить ее в шлюху?

– Ей не нужна стабильность, она сама это сказала. Я могу ей предложить финансовую помощь, но и это, по ее словам, ей не нужно. Я могу ей только предложить…

– Свой член, – заканчивает он за меня. – А теперь подумай. Ей двадцать, девушки в этом возрасте полны фантазий о любви. Она влюбится в тебя, а ты ей разобьешь сердце. Вспомни себя и Кларисс. Ты был раздавлен, из-за нее ты уехал скитаться по Африке, а это женщина. У них все намного эмоциональней.

– Она ненавидит розы, – зачем-то говорю я, – она очень умная и мудрая. Даже Соня не такая. Хлои… черт, она просто идеальная. Она невероятная любовница, Ноа. Та ночь была фейерверком после спячки. Я хочу ее, и я получу ее. И теперь я точно знаю, что и она хочет меня. Только вот ей что-то мешает.

– Мозги. В отличие от тебя она их не пропила, а ты их замариновал в виски, – хмыкает друг.

– Если бы я был моложе…

– И что было бы? Свадьбу сыграл? Только вот встретилась бы тебе другая Хлои, и конец сказке. Ты по определению не можешь быть верным, и вот тому доказательство, – он разводит руками, и я закатываю глаза от этой правды.

– Мы летим в Малибу, я закончу с процессом и буду с ней рядом. Я удовлетворю свою похоть, а Хлои получит удовольствие, – сейчас я не знаю, кого уверяю, его или себя. Но мне необходимо это сказать.

– Зачем тебе Соня? Оставь ее и будь свободным, – предлагает он.

– Не могу. Ты знаешь причины, Ноа. Соня – это стабильность. А Хлои – огонь. И сейчас я хочу сгореть, но это быстро пройдет.