— Возле Речной Анны. Так я и знал, шеф, так я и знал! Где легион, там начинается анархия.

Наступали по всем правилам — солдаты с сержантом во главе и капитан во втором эшелоне со свистком в зубах. Штатских разогнали, однако, для Леконта комендант сделал исключение. Прошли, впрочем, не очень далеко.

— Наз-з-зад! — рявкнул плечистый легионер, появляясь из темноты. — Охраняемый периметр!

Капитан Гарнье, вероятно, хотел что-то сказать, но забыл про свисток. На переливчатую трель отреагировал второй легионер, уже с винтовкой наперевес.

— Стрелять буду!

Вспыхнул белый луч фонаря, ударив прямо в глаза. Свисток упал на землю. Анри Леконт прикинул, что в романе про Капитана Астероида это оказались бы никакие не легионеры, а самые настоящие злобные марсиане. Сейчас из темноты воздвигнется треножник с излучателем…

* * *

— Господа, мои люди действовали строго по уставу. В конце концов, никто не пострадал.

Разбирательство провели уже в предрассветном сумраке. Явившийся, наконец, главный легионер ни в чем каяться не спешил.

— Кто-то пытался перелезть через стену рядом с башней в нашей зоне ответственности. Вот это мы нашли наверху.

Офицер положил на землю зубастую стальную «кошку» с привязанным витым шнуром.

— Прожектора у нас нет, фонари еще не успели подключить. К счастью, в карауле был парень из Нигера, он неплохо видит в темноте.

На этом успехи бравых легионеров и закончились. Попасть не попали, догнать не догнали, даже не рассмотрели толком. То ли один диверсант был, то ли трое.

— В Клошмерле, наверняка, слыхали, — рассудил комендант, когда капитан Пастер вернулся в башню. — Мэр обязательно в Париж позвонит, он военных не любит…

Немного подумал и решил:

— Оформим как учения.

* * *

Мари-Жаклин ждала у дверей его комнаты. Разговаривать не хотелось, и бывший учитель лишь махнул рукой.

— Отбой тревоги! Войну опять отменили.

— Но мсье Леконт!..

Пришлось рассказывать по порядку. Помощница выслушала, не перебивая, потом минуту подумала.

— Две версии, шеф! Первая и самая неприятная — провокация. Хотят стравить нас с легионерами…

— Вторую не надо, — перебил бывший учитель. — Отдыхайте, Жаклин, до подъема еще целый час.

Сам он ставил на обычное разгильдяйство. Вспомнил парень из Нигера родные пески, оперся на винтовку… Стальная «кошка» вместе с веревкой конечно же из запасов капитана Пастера. Но если уж требуются версии… Есть такая притча про мальчика, что кричал «Волки! Волки!..»

Олендорф, пройдясь по подвалу, поддел носком ботинка одну из растоптанных свечей, брезгливо скривился.

— Schweinfest![35]

Затем шагнул ближе, поглядел в глаза.

— Обещания я обычно выполняю, если это не в ущерб Рейху. Доктор Фест, вы свободны, естественно, в пределах расположения Лейбштандарта. Вы же у нас теперь…

Пожевал губами и выговорил, словно сплюнул:

— Кебаль.

— Бриганденфюрер! — Брандт, стоявший возле дверей, резко обернулся. — Позвольте поговорить с вами наедине. Я должен объяснить…

— Нет, я уже все решил. Копия тетради профессора Рауха останется у меня, книги вернем в библиотеку музея. Все, идите! Я тут еще раз осмотрюсь, если вы, конечно, не против.

Последние слова звучали издевкой, но бессильной, не способной уязвить. Доктор Иоганн Фест взял со стула шляпу, надел, сдвинув по давней привычке на левый висок, и вышел в темный подвальный коридор. Часовой сделал вид, что это его никак не касается.

До лестницы, ведущей наружу, оставалось шагов десять, когда его резко дернули за локоть. Бывший унтер-офицер обернулся, зная, кого увидит.

— Доктор Брандт! Оставьте меня в покое, я очень устал.

Тот локоть отпустил, но шага не сбавил.

— Доктор Фест! Вы не ученый, вы обманщик и шарлатан! Фокусник, фигляр!..

Вот и лестница, прямой путь на вольный воздух. Только сейчас Фест понял, как надоел ему тесный подвал.

— Фауста тоже в этом обвиняли. Есть на кого равняться!

Брандт, заступив дорогу, попытался взять за плечо, однако не решился, руку отдернул.

— Вы солгали Олендорфу, но это не беда, сам виноват. Однако вы обманули и…

Вместо имени — короткий взгляд в утонувший в сумраке потолок. Иоганн Фест пожал плечами.

— Если бы вас пообещали пристрелить без суда и следствия, вы бы отказались спастись ценой невинного фокуса?

Как ни странно, подействовало. Брандт отступил на шаг, и только когда лестница осталась позади, крикнул вслед:

— Я не верю в эти поповские байки!

Оборачиваться доктор Фест не стал.

— И я не верю.

Его встретил серый октябрьский день, поредевшие желтые кроны, привычный мелкий дождь. Ничего не изменилось, ведь пробыл он в подвале от силы сутки. Жаль, не отпустили домой, но и в этом есть резон. Когда в город входят танки, самое безопасное место — за броней.

* * *

— А вот и наш унтер! Фест, где вы прячетесь? Все маршируют, все горло дерут, «Хорст Вессель» уже в ушах завяз…

— Гауптштурмфюрер, прекратите! Между прочим, песня политически неправильная. Какое нам дело до мужеложцев из СА?

В казарме тоже без перемен, разве что эсэсовцы бутылку уже не прячут. Ветеран Федор Лиске не с ними, в сторонке газету изучает.

— Нет, я все-таки спою, пусть унтер помучается. Фест, а что при кайзере петь заставляли? «Вахту на Рейне»? И я могу!

Иоганн Фест направился к своей койке, желая лишь одного — сбросить пальто, упасть и закрыть глаза. Гауптштурмфюрер Лиске встретил его на полдороге. Взглянул внимательно и молча протянул руку.

Конца куплета он не дождался, провалившись в темную вязкую бездну. Но на узкой, словно бритва, грани между явью и сном вновь увидел то, что очень хотелось забыть. Неяркий свет лампы под потолком, разбросанные по полу свечи, рука в черной перчатке на столе.