Вот, значит, какая она, судьба нечистых! Если верить учебникам, преступности на Клеменции нет. Почему так, объяснялось весьма туманно, отец же сказал странную фразу: «На Земле это называют евгеникой». «Эксцессы», как пояснял учебник, немедленно пресекались всемогущей социальной службой. Однако имелись те, кому ничего не запрещалось, однако общение с ними было строго ограничено. Прежде это были религиозные диссиденты, те же томисты, сторонники Кампанеллы. Теперь же в эпоху полной свободы совести нечистыми объявляли тех, кто потенциально опасен для общества. Кто производит отбор? Все та же социальная служба, всемогущая и всезнающая.

Вчера за кофе сквайр Понс поведал много интересного. Кафе (именно «café», а не «casu»), оказалось маленьким и очень уютным. И вовсе не подпольным, просто бывали там большей частью… Нет, не вилланы, а технический персонал. Соланж де Керси наверняка стала первой графиней, выпившей там чашку латте. Никто ничего не запрещал и не предписывал, но так сложилось, причем сразу, с первого же дня.

Понс немного рассказал о своей работе. Механик-ремонтник, но недавно окончил специальные курсы и теперь ждет перевода в отдел телескринов. Ничего особенного, маленькие оптические камеры для передачи изображения, на Земле, говорят, они тоже есть. Дело нужное, однако, не так давно на Клеменции чуть не отправили в отставку Высший Распорядительный совет, причем именно из-за телескринов. Кто-то распространил по информационной сети текст законопроекта, согласно которому камеры наблюдения будут устанавливать всюду, начиная с улиц и площадей, где они и так уже есть, кончая жилыми помещениями с функцией круглосуточной записи — исключительно ради безопасности самих же клементийцев. Вместо подписи под документом — многозначительное «Frater Antenatus»[36].

Документ объявили недоработанным черновиком, двое членов совета ушли в отставку. Социальная служба намекнула, что все это провокация, устроенная теми же нечистыми, предавшими и погубившими миссию на Земле.

Соль невольно вспомнила, как в Мюнхене вскоре после прихода нацистов к власти, началась шумная кампания по организации помощи обездоленным. Бездомным бродягам было решено предоставить бесплатное жилье и обеспечить их работой. Так возник Дахау.

Понс же повторил чьи-то слова: телескрины — пробный шар. Если не выйдет, Frater Antenatus попробует что-нибудь иное.

* * *

«Свободная Германия» передавала концерт по заявкам. Начали с бешено популярной «Лили Марлен», которую в Рейхе то запрещали, то вновь разрешали. Недавно запретили вновь якобы по личному распоряжению Гитлера. Объявляя следующую песню, диктор был строг: «Памяти камрада Иоганна Штимме, члена центрального комитета компартии, погибшего на боевом посту».

Соль невольно сжала кулаки. Там, на Земле, ее тоже называли камрадом. Здесь — нечистой. Rotfront, друзья!

На звонок она вначале не обратила внимания. Катитесь вы все во главе со своим Старшим Братом kolbaskoj po Maloj Spasskoj! Потом, пересилив себя, все же поднялась, сделала звук тише.

На пороге стоял дед, Агфред Руэрг.

— Ты не ошибся дверью? — спросила она по-немецки.

* * *

Дед дослушал «Марш Единого фронта» до конца и лишь потом выключил радио. Повернувшись, взглянул мрачно.

— Они там держатся, а ты уже сдалась, внучка?

Тоже по-немецки, хотя и с акцентом. Соль задохнулась от возмущения, но постаралась ответить спокойно, голос не повышая.

— Нет. И не сдамся. Просто… Не ожидала.

В глазах Агфреда Руэрга что-то блеснуло.

— Неблагодарное отечество? А чего ты, внучка, ждала? Встречи под хорал и наградят лавровым венком?

Спорить не хотелось, но слишком все было несправедливо.

— Не надо, «Красное Знамя» у меня уже есть. Знала бы, вступила в ВЛКСМ!

И действительно, ей предлагали — зануда Марта Рашке с глазу на глаз и больше намеком. Мол, есть мнение, что заявление примут, а религиозные пережитки мы поможем преодолеть.

Дед помолчал немного, затем вздохнул.

— Сейчас ты ничего не услышишь, внучка. А что услышишь, примешь в штыки. Ты никогда не жила на Клеменции, я — на Земле. Мы с тобой оба инопланетяне.

Соль изумленно моргнула. И в самом деле! Немцы с французами сто лет договориться не могут, а ведь соседи.

— Пойдем! Посмотрим на твою Землю.

* * *

Вскоре она вновь убедилась, что учебники правы. У вилланов и сеньоров все врозь. Одни открывают тайные проходы в стенах, вторые тоже, но совсем другие. Со стороны Крепость-2 наверняка похожа на сыр, источенный червями. Бр-р!

…Пустой коридоре, пластиковая карточка в руке у деда. В проеме стены белесая мгла, чем-то похожая на вату. Туда?

Ай-й!

Открыла глаза и головой помотала. Нет, обычный лифт куда привычнее. Попали же они прямиком в трюм, если, конечно, на орбитальной станции имеются трюмы. Если же нет, то в ангар. Черное звездное небо за огромными, во всю стену, иллюминаторами и корабли всех видов и размеров. Ну, точно обложка книги про отважного Капитана Астероида, только вместо галактического героя дед, а неотразимая красотка Кейт понятно кто. Хотя, конечно, никакая не красотка, и розового скафандра с перламутровыми пуговицами у нее нет…

Агфред Руэрг выбрал самый маленький кораблик, больше похожий на коробку с леденцами, только прозрачную. Откидной колпак кабины, маленькая лесенка сбоку.

— Дед! — изумилась она. — А тебе разрешили?

Тот лишь скупо улыбнулся.

— Полезай! Там ремни, не забудь пристегнуться.

Соль прикинула, как это все выглядит со стороны. Дедушка решил покатать внучку на эфирном корабле? Просто так, хорошего настроения ради? Сказка! Только не очень-то верится в эту сказку. И в космос не хочется, ничего там нет кроме вакуума и всякого мусора.

Думала, взлетят, но вместо этого они куда-то провалились. На малый миг тело стало свинцовым, сердце замерло, похолодели пальцы. А потом вес исчез вообще, хорошо ремни успела застегнуть. Но это мелочи, главное то, что открылось их взорам: белые облака, синие океаны, неясные очертания берегов.

Земля! Огромная, во весь горизонт!..