местная архитектурная достопримечательность — единственное, замеченное мной, всё в деревянной резьбе.

Мы молча свернули к единственному подъезду, молча поднялись на второй этаж, поздоровавшись по пути с парой женщин из ателье. Соня отперла ключом дверь и сжав губы прошла в парикмахерскую. Я за ней, оглядывая интерьеры. Стены украшали обложки журнала «Советский экран» с фотографиями знакомых и незнакомых актрис. Судя по лицам и причёскам, коллекцию долго и тщательно подбирали не один год. У дальней стены стояла сушилка для волос, похожая на шлем космонавта, на столике ровной стопкой лежали журналы "Работница" и "Крестьянка" за последние годы. Зажимают нашего брата мужика. А где "Техника — молодёжи", "За рулём" или хоть "Вокруг света"?

— Садись, чего встал? — спросила Соня, уже облачившаяся в форменный халат. — Значит, стричь?

Девушка устрашающе пощёлкала ножницами, проверяя мою решимость.

— А ты точно умеешь? — покосился я на её насмешливое лицо.

— Умею, я курсы кончила в прошлом году.

— Тогда стриги! — махнул я рукой и уселся на стул перед зеркалом.

— Как, на самом деле? — растерялась она.

— Вот балда. Полчаса ей талдычу, что постричься пришёл, а она только глазами своими хлопает.

— И... сколько состригаем?

— Всё! С висков и на затылке под машинку можно, а сверху сантиметров пять оставь.

— Но, а...

— Ты будешь-нет делом заниматься?

Соня закусила губу и приступила к стрижке. Я наблюдал в зеркало за её серьёзным видом и любовался точёными чертами. Ну до чего же красивая.

— Скажи, пожалуйста, что сегодня товарищ старшина имел в виду? — не выдержала она, первой начав разговор.

— А что он имел в виду?

— Просил перенести собрание в интересах следствия.

— Ах это. Я не могу разглашать, сама понимаешь.

— Цену себе набиваешь?

— Нет, меня попросили молчать.

— Когда это тебя останавливало?

— Я решил измениться.

— Раньше надо было думать. Теперь это не поможет. Тебя твёрдо намерены исключить.

— За что?

— А сам не догадываешься?

— Нет.

— А мне только показалось, что ты серьёзен. А ты в своём репертуаре.

— Я серьёзен. Мне тут по голове прилетело, и я плохо некоторые моменты помню.

— Некоторые?

— Многие. Проще перечислить, что я помню. Представь теперь, меня кто ни встретит, начинает рассказывать, какой я такой-сякой. А я даже не помню, за что меня ругают.

— Не убедительно.

— Ну уж как есть. Вот тебя я вроде и не помню, а будто сто лет знакомы.

— Врёшь!

— Да не вру. Это и обидно. Я может перевоспитался наконец, как все хотели, а мне не верят. Говорю, поступать хочу, учиться — мать не верит. Шарипову хочу помочь — вроде верит, но с опаской. Ты вот тоже.

— Ты знаешь, я всегда готова помочь, если человеку нужно, но...

— Ну хочешь, я изменюсь?

— Хочу. Но уже не надеюсь.

— Почему? Смотри.

Я закрыл глаза, набрал воздуха в грудь, скорчил страшную рожу. Типа бесы из меня выходят. Под конец этой пантомимы рыкнул для убедительности и открыл глаза.

— Всё, готово.

Соня прыснула.

— Ты неисправим.

— Почему, уже исправился. Можешь проверить.

— Проверить? — закусила она губу. — Хорошо. Сейчас достригу и пойдём!

— Куда?

— Сейчас увидишь.

Соня закончила с моим оболваниванием, и я удовлетворённо рассматривал себя в зеркале. Вот теперь на человека стал похож.

— Нравится?

— Ага.

— А тебе идёт. С тебя сорок копеек.

Чуть дороже булки хлеба, офигеть. Когда это я за такие деньги в последний раз стригся?

— Держи, — протянул я рубль, получил сдачу, и мы пошли вниз.

Девушка привела меня в помещение непонятного назначения. Склад сломанной мебели?

— Вот, — указала она на деревянный хлам, равномерно сваленный по углам. Стулья разной степени колченогости, драный диван, покосившийся шкаф. Из натурального дерева, между прочим, не дсп. Останки древнего стола, вообще антиквариат. Был когда-то.

— Ну и что это?

— Надо освободить помещение.

Ясно, меня хотят использовать в качестве бесплатной рабсилы. А мне оно надо? Секунду поразмыслив, решил, что надо.

— Хорошо, где помойка? — прикинул я фронт работ. За полчаса справлюсь. Диван только в одиночку не выволоку, но можно его разобрать на раму и две половинки. Шкаф при должном старании доломаю и по досточкам вынесу. Ломать-то не строить.

— Там.

— Всё выносим?

— Конечно. Что ещё?

— Вот этот стул можно починить. И этот, и этот. Вон те уже можно выкинуть, хотя... если взять клей, то и их можно собрать. Ну, я понёс?

— Стой! Подожди, спрошу, — заколебалась Соня.

— Иди, иди, — усмехнулся я.

Всё-таки она просто девчонка, молодая и наивная. Нет, я не обманывал, стулья действительно можно починить, большинство просто расшатались, подтянуть крепёж — и готово. Пока Соня ходила спрашивать, я приделал ножку к одному стулу, а у второго тупо затянул винты, как мог руками. Мне бы мои прежние пальцы, так и все перечинил. А так ключ нужен и отвёртка. И диван на выброс можно перетянуть и все дела. Мужиков у них, как я вижу, дефицит.

— Вот, Галина Петровна, — вернулась Соня, указывая на меня.

А я как раз елозил задом по стулу, проверял на прочность. Нормально, ещё послужит.

— Прошу, — уступил я место даме.

Она меня крупнее раза в два, но думаю выдержит.

— Ты что, его починил? — изумились обе.

— Тут делов-то. И большую часть можно наладить.

— Отлично. Что нужно для этого?

— Инструмент нужен, мебельный клей и прямые руки, растущие откуда следует. Странно, что в вашем КБО таких нет.

— Как это нет? — возмутилась мадам.

— Да как-то так, — пожал я плечами. — Раз вы годную мебель на свалку выкидывать собрались. Тут нормальному мужику на день-два работы.

— Так. Решим. Спасибо, Александр, — поспешила она на выход. Наверное, прямые руки искать.

— Не за что. Обращайтесь.

— Большая уборка отменяется? — спросил я у Сони.

— Видимо. Иди уж.

— А проверка?

— Считай, я тебе поверила.

— Круто. Тогда пойдём сегодня на танцы?

— На танцы? Но…

— Никаких но. Я буду ждать. И тебя замучает совесть, если не придёшь.

Вот так, думай теперь.

Я возвращался в приподнятом настроении. Хорошо быть снова молодым! Красивые девушки не морщатся брезгливо. Шарахаются, правда, но это поправимо.