— Дешевая мелодрама какая-то… — пробормотал я. — Да ну, бред же!

— Вообще никакой не бред! Или вот это — тоже бред?! — тряхнула она сломанной ногой — кажется, даже сильнее, чем в прошлый раз.

— И Полина, по-твоему, обо всем знает?

— Если не дура, то догадывается. А Белоголовцева у нас кто угодно, только не дура!

— Между прочим, — обрел я внезапно твердую почву под ногами, — это именно она посоветовала мне тебя навестить! Так что нет, не бьется у тебя теория заговора! — с облегчением заключил я.

— Еще как бьется! — холодно усмехнулась Зуля. — Это у нее такая форма протеста. Назло папаше. Эф Эф как узнал, что ты здесь — а он уже узнал, поверь — так небось от досады кирпичами ср… испражняется. Ну да не бойся, — бросила она, должно быть, неверно прочтя выражение моего лица — что бы там ни отразилось, был это не испуг. — Тебе он ничего не сделает. Да и мне, скорее всего, тоже уже — слишком явно будет. Ну и насчет Белоголовцевой особо не обольщайся. Насколько могу судить, ты совсем не в ее вкусе. К тому же, она до сих пор страдает по тому своему парню. Ну, которого зимой грузовик сбил.

Эту историю — про грузовик — я знал. И поведала мне ее сама дочка Федора Федоровича — каких-то пару часов назад, в том самом кафе на Волоколамке.

* **

…— Не обошлась, — мотнула челкой Полина. — Был у меня пятый. Даже в текущей реальности — был. Папа его меня и лишил…

— В смысле — лишил? — поднял я на собеседницу недоуменный взгляд.

— В буквальном. Понизил градус. Это в Ордене такое наказание для провинившихся. Применяется редко, но мне вот «повезло».

— И за что же это тебя разжаловали аж до второй степени? — поинтересовался я.

— До первой, — невесело усмехнулась девушка. — Вторую я с тех пор себе уже вернула. Могли вообще отобрать кольцо, но на это у отца, как видно, рука не поднялась. А решал он — Гроссмейстер тогда серьезно болел (как раз очередная пандемия коронавируса разразилась), и отец его замещал.

— Так за что, все-таки, подобные строгости? Если это, конечно, не секрет.

— Ага, секрет. В курсе которого в Ордене каждый второй — не считая каждого первого… И я даже знаю, кто разболтал — имя сплетницы начинается на «Зуль» и заканчивается на «фия». Ну да это уже неважно. Сейчас расскажу, короче — только еще один коктейль попрошу, — отодвинула она от себя высокий фужер с тонкой соломинкой, торчавшей из оставшихся на дне розовых ягод и зеленых листиков — натуральной, не пластиковой.

Я покосился на собственный бокал — тот был еще полон почти наполовину. Тем не менее, подошедшая официантка предложила повторить мне пиво — получив, впрочем, в ответ неуверенный, но отказ.

— Как-то так сложилось, что Машине я пришлась по нраву, — начала рассказ Полина, когда ей наконец принесли заказанный напиток — на этот раз ягодки в фужере были голубыми, а листики — желтыми. — Но в текущей версии реальности — похоже, особенно. В первый раз меня послали на миссию в восемь лет — в паре с отцом, кстати. По легенде я там, правда, приходилась ему не дочерью, а сироткой-крепостной, которую он — тульский помещик — выиграл в карты. Забавное у нас тогда вышло приключение — ясное дело, всей опасности я в силу возраста не осознавала… Ну да не суть. Машина выбирала меня еще дважды подряд, потом последовала небольшая пауза, затем еще одна заброска — и снова пауза, уже на несколько лет. В четырнадцать Машина обо мне опять вспомнила… В общем, к выпуску из Интерната я намоталась на миссии на полноценный пятый градус. Официально мне его, правда, не присвоили — ждали совершеннолетия — но все, кому положено, о нем знали. А за год до окончания школы я встретила мальчика. На полгода меня старше. Обычного человека, не Столпа…

— Это как же он тогда оказался в Интернате Ордена? — не понял я.

— А он и не оказывался. Интернат — не тюрьма, время от времени нас выпускали подышать воздухом свободы. Там мы с Тёмой и пересеклись. Первая любовь, все дела. Часы и минуты, что мы проводили вдвоем, были счастливейшими в моей жизни… — словно споткнувшись, она замолчала, а я вдруг поймал себя на мысли, что слушать об этом Тёме мне не то чтобы неприятно… Как-то дискомфортно. Ну в самом деле, я же не рассказываю Полине о своих отношениях с Ольгой или той же Ирочкой! — А потом, после очередного Скачка, оказалось, что Тёма погиб, — снова заговорила девушка, отпив из своего фужера. — Уже месяц как. Попал под грузовик… Я была в отчаянии! Хотела тоже броситься под колеса. А тут Машина назначила меня на очередную миссию. И я подумала: крутись Уроборос, я же повелеваю временем! Меняю историю! Что мне стоит изменить один лишний эпизод?

— Твой отец мне как-то говорил, что такое невозможно, — заметил я, вспомнив тот наш разговор с Эф Эф — о судьбе моих родителей.

— Не только тебе. И был совершенно прав, скорее всего… Но мне казалось, что я все продумала. Незадолго до своей гибели Тёма нашел на чердаке одного старого дома клад. Ну, как клад — чугунок с ржавыми железками и, может, парой медных монеток. Как раз примерно из времени, в которое меня посылали. И место почти совпало. И я решила подложить в тот чугунок письмо. В котором предостеречь Тёму. В прошлом подложить, разумеется.

— Не факт, что он бы поверил такому странному посланию, — с сомнением заметил я.

— Написать так, чтобы все сработало, было меньшей из проблем. Куда сложнее — проникнуть на нужный чердак. Да еще так, чтобы не вызвать подозрений у наблюдателей Ордена. Но я справилась… Почти. На пункте должен был сидеть Витек Панкратов — я договорилась, что он меня прикроет. Кое-что обещала… Не важно что. Кое-чем пригрозила — тоже неважно чем. И он, в общем-то, не подвел. А вот я облажалась. Хотя, казалось бы, все предусмотрела! Помимо бумажного письма подбросила лазерный диск и глиняную табличку с надписью… Но поток времени так просто не обманешь… — Полина снова ненадолго прервалась, потянувшись к бокалу. Шумно свистнув соломинкой, продолжила: — Бумага промокла и письмо сделалось нечитаемым. Глиняная табличка рассыпалась — Тёма ее даже не опознал, принял за налетевшую грязь. А диск, как потом оказалось, он просто не стал брать — видно, решив, что тот портит старинный имидж находки. Потом я нашла этот проклятый диск на чердаке, но файл все равно не открылся — наверное, носитель тоже испортился за двести с лишним лет… Вот такая печальная история, — подняла на меня глаза девушка — и тут же снова их опустила, но я успел заметить, как блеснула слезинка. — При этом в прошлом меня даже не спалили. Но, должно быть, Зуля — почти уверена, что это была она — нашла в спальне черновик письма, который я второпях забыла сжечь — и настучала интернатским воспитателям. Жуткий вышел переполох! Все наперебой завопили об угрозе парадокса. Началась проверка. Витьку влетело — но он как-то отмазался. А меня чуть не выгнали из Ордена… Крутись Уроборос! Лучше бы выгнали, но Тёма прочел то мое письмо…

— Так ты бы даже не узнала, прочел он его в очередной реальности или нет, — покачал головой я. — Уж поверь человеку, прожившему жизнь без кольца… Или, когда его отбирают, память продолжает накапливаться?