– Помнишь, как в восьмом классе? – спросил я. – Когда мы думали, что Принс поет «Я хочу, чтобы ты со мной копала»?

– Я так никогда не думала, – ответила Селестия.

– Ты знала, что значит «кончала»? В восьмом классе?

– Ну, наверное, я догадывалась, что он поет про это.

Какое-то время мы молчали. Селестия хлестала дешевую водку, я перешел на пиво, а потом на «Спрайт».

– Она меня ударила, – сказала Селестия, поcтукивая льдом о стакан. – Мать Роя. Когда я долго к нему не ездила. В следующий раз, когда мы встретились, она всыпала мне по первое число. Мы ужинали в казино, она дождалась, пока Глория уйдет в туалет, и бам, – Селестия хлопнула в ладоши. – Прямо мне по лицу. Я уже готова была заплакать, а она сказала: «Послушай меня, лапонька, если я не плачу, никто не плачет. Я только за это утро выстрадала больше, чем ты за всю свою жизнь».

– Что? – спросил я, дотронувшись до ее щеки. – Из-за чего она вообще тебя ударила?

– Из-за всего. Оливия выбила из меня все слезы.

Она накрыла рукой мою ладонь у нее на щеке.

– И сегодня всю службу, кроме того времени, когда я пела, у меня горело лицо, именно тут, – она провела моей ладонью по мягкой коже. А потом повернулась и поцеловала мою руку.

– Селестия, – сказал я. – Ты такая пьяная, малышка.

– Неправда, – сказала она, снова потянувшись к моей руке. – Ну, может, я и пьяная, но это ведь все равно я.

– Перестань, – я отдернул руку. – Тут уже все поняли, кто мы такие, – я строго на нее взглянул, слегка наклонив голову.

– А, да, – сказала она. – Маленький город.

Я кивнул, и у нее по лицу пробежала тень.

– Микроскопический.

Теперь из автомата пели Isley Brothers. Чем-то меня цепляла эта старинная, неспешная мелодия. Чуваки пели о такой преданности, которая уже давно вышла из моды.

– Всегда любил эту песню, – сказал я.

– А знаешь почему? – спросила Селестия. – Потому что мы под эту музыку были зачаты. Она говорит с тобой на уровне подсознания.

– Предпочитаю не думать о своем зачатии.

Задумавшись, она стала вертеть в стакане кусок льда, вращая кубик ногтем, который она сгрызла до основания.

– Дре, я так устала. От всего. От этого грязного городишки. Устала от семьи мужа. И от тюрьмы. Тюрьма вообще не должна быть частью моей жизни. Мы были женаты всего полтора года – и вот. Роя забрали, а папа все еще выписывал чеки, чтобы рассчитаться за нашу свадьбу.

– Я так и не привык, что ты – миссис Гамильтон.

Я попросил счет и заказал два стакана воды со льдом. Она закатила глаза:

– Когда ты с ним встречался, он на меня злился? Когда я приехала к нему в прошлый раз, он сказал, что ему не нравится мое отношение, будто я навещаю его только из чувства долга, – она поставила стакан на стойку. – В чем-то он прав, но что я должна делать? Я сутками работаю в магазине, потом по нескольку часов сижу за рулем, чтобы добраться до Луизианы, ночую у его родителей, которые меня вообще-то не любят. А потом я должна… – она махнула рукой. – Должна вытерпеть все это, а он жалуется, что у меня недостаточно радостная улыбка? Я на такое не подписывалась.

Она говорила серьезно, но я все равно посмеялся.

– Не думаю, что вообще есть какой-то список на подпись. Это не так работает.

– Смейся-смейся, – сказала она со злобой во взгляде. – Знаешь, как я себя здесь чувствую? Конченой и черной. Ты и понятия не имеешь, каково это – стоять в очереди, чтобы войти и встретиться с ним.

– Я знаю, – сказал я. – Я там вчера был.

– У женщин все по-другому. Они обращаются с тобой так, будто ты к сутенеру на свидание идешь. Все до единого улыбаются с такой ухмылочкой, мол, сама виновата. Жертва иллюзий. А если навести марафет и выглядеть прилично, будет только хуже. Они станут обращаться с тобой как с идиоткой, потому что очевидно, что ты могла этого избежать, если бы не была настолько тупой дурой.

Она постукивала пальцами в такт музыке, будто пытаясь вырваться из-под власти овладевших ею чувств, но уже была настолько пьяна, что не могла контролировать свои эмоции. Если бы мы были наедине, я бы прикоснулся к ней, но под взглядом барменши и еще троих мужчин я даже не стал поднимать руки, а просто сказал: «Пойдем».

Когда мы добрались до отеля, фонари не горели, но парковка у казино была заполнена. Очевидно, сегодня вечером на шоу будут бесплатно раздавать машины. Когда мы оказались под защитой дверей лифта, я повернулся к ней. Она обхватила меня руками за талию, напомнив мне о детстве, когда от ее объятий у меня перехватывало дыхание. От нее пахло водкой, но еще – лавандой и хвоей.

Я обнимал ее, пока лифт поднимался на шестой этаж, даже когда двери уже открылись и показалась семья с детьми, которая терпеливо ждала, чтобы войти.

– Молодожены, – объяснила детям мать.

Мы вышли из лифта и встали в коридоре, который вел к нашим комнатам.

– Все думали, что мы однажды поженимся.

– Ты очень пьяная, – сказал я. – Просто очень.

– Неправда, – сказала она. Она подошла к своей комнате и поднесла ключи к двери. Моргнул зеленый огонек. – Я другая, но не пьяная. Может, зайдешь? Хочешь?

– Селестия, – сказал я, почувствовав, как наклоняюсь к ней, будто земля накренилась. – Это же я, Дре.

Она рассмеялась, и ее смех звучал игриво, так, будто мы не видели, как папа Роя по старинке закапывает свою жену лопатой. Она рассмеялась так, будто с нами еще не произошло ничего плохого.

– А это – я, – сказала она, ухмыляясь. – Селестия.

Я попытался рассмеяться в ответ, но смех просто не шел из меня. Кроме того, этот смех был бы притворным, а я никогда не притворялся, когда был с ней.

Все закончилось уже тогда, когда я переступил через порог и щелкнул замок закрывшейся за мной двери. Мы не кинулись обниматься, как в кино, яростно целуясь и тискаясь. Первые несколько замедленных секунд мы просто разглядывали друг друга, будто получили посылку и не знали, как ее открыть. Она села на кровать, я сел вслед за ней, и это напомнило мне наш прошлый раз, когда мы переступили эту черту в старшей школе. Тогда, как и сейчас, мы были разодеты и уставшие. Но в тот раз мы были в темном подвале, хотя я и мог разглядеть очертания оборок на ее бальном платье. А сейчас на нас светил яркий свет. Волосы окутывали ее голову, как черный нимб, рты у нас горели от выпитого алкоголя, а одежда была испачкана кладбищенской землей.

Я подвинулся ближе к ней и запустил пальцы в копну ее густых волос.

– Мы ведь всегда были вместе, – сказала она. – Просто по-другому. Но всегда.

Я кивнул:

– Я хочу, чтоб ты со мной копала.

Мы рассмеялись, на этот раз вместе, по-настоящему. Тогда наши жизни изменились. Мы встретили друг друга с радостью на губах. Может быть, то, что произошло дальше, и не было законным союзом, у нас не было ни священника, ни свидетелей. Но это было нашим.