Он хотел бы только догадываться о том, что произошло в тот день, но тем, кому доступны чужие мысли, такое утешение неведения неведомо. Разум Кая был похож на лабиринт, в четко выстроенных поворотах которого прятались воспоминания, и день за днем после несчастья кропотливо распутывая клубок запутанных дорожек, Астор нашел правду.

Она ударилась о камень и стала тонуть, но сын, стремительно кинувшийся за ней, вытащил ее на берег. Тонкий, юный мальчишка упорно тащил тяжелеющую, теряющую сознание мать против течения к берегу и не позволял себе плакать. Нажать на грудь, отпустить, снова, вдох-выдох, вдох-выдох.

Он сделал все правильно, не потерял ни секунды, не ошибся ни в чем. Но она все равно умерла, не приходя в сознания, не сказав ему последнего люблю, не объяснив, что он ни в чем не виноват.

Их нашли поздно вечером, принца и королеву, когда последние лучи солнца бесшумно садились за рекой, как и все дни в мире до этого. Кай держал голову матери на коленях и внешне был спокоен, но уже никогда не стал таким, как раньше.

И за это король особенно ненавидел Аалию.

Два года были только он и сын, а потом он встретил Каролину.

Астор и сейчас, спустя четырнадцать лет, помнил тот день, когда ему, сорокалетнему старику, снова улыбнулась жизнь. Они были на балу по случаю совершеннолетия дочки его придворного Соловья. Большая честь для верного подданного, отказаться невозможно. Скучая, король незаметно зевал, планируя поскорей разделаться с банальной поздравительной речью, вручить имениннице символический знак своего расположения – брошь в виде летящего ястреба – и уехать до ужина. Он даже начал как положено, смотря, но не видя на девушку в жемчужном платье, но, передавая сувенир из своих рук в ее маленькие ладони, прикоснулся к теплым, нежным пальцам, поднял голову и встретил насмешливый, понимающий, внимательный взгляд.

И так и не смог отвести глаз.

Кроткая, податливая, чувственная, разумная и сероглазая, о Мерлин, какое счастье, что сероглазая, Каролина стала утешением для Астора, его отдушиной, его счастьем и его светом. Бессмысленная жизнь, казалось, катившаяся к закату, как солнце, зашедшее в день смерти Аалии, наконец-то взошла для несчастного короля.

Но для пятнадцатилетнего озлобленного ранимого подростка мачеха, всего на три года старше его самого, скорее милая, чем красивая, добрая, чем яркая, была ни чем иным как насмешкой над памятью матери, плевком в душу, девкой, укравшей последнее, что у него было – безгранично принадлежавшую ему любовь отца.

В этот раз король его не вернул. Счастье сделало его отстраненным, и он не смог найти для своего сына единственно верных слов. Отдаляясь от отца все сильнее и сильнее, растерянный, напуганный, дерзкий, как невоспитанный щенок и опасный, как необученный хищник, принц отчаянно метался в поисках опоры, в поисках кумира, который смог бы заполнить пустоту в его душе, показать ему новый смысл.

И тогда появился Габирэль.

Майк написал, когда я работала, засидевшись за полночь. Хавьер спал рядом и я, увидев мигнувший сообщением экран, похолодела.

«Как дела?»

Осторожно высунувшись из-под одеяла, чтобы не разбудить мужа, я трясущимися руками взяла телефон и ушла на кухню. Не включая свет, села за стол и набрала:

«Майк, я же просила. Не пиши больше»

«Выйди на балкон»

Я не поняла. На балкон? Что он имеет в виду?

«Зачем?»

«Выйди на балкон»

Молясь, чтобы с Майка не сталось устроить какой-нибудь фейерверк, я с опаской выглянула на балкон. Чисто. Уже смелее, я зашла полностью, и мне тут же зажали рот ладонью. Знакомой ладонью.

– Тише. Это я.

«Если Хавьер узнает, мне пиздец»

Убедившись, что я не собираюсь кричать, Майк отпустил меня – нехотя, не торопясь убрал руки с моего тела, чуть дольше положенного задержавшись на груди.

И я немедленно стала шипеть:

– Что, дьявол тебя дери, ты делаешь у меня дома? Все сидят на самоизоляции, ты живешь в двух с половиной тысячах милях отсюда, что все это значит?

– Ты до сих пор не забыла, сколько между нами миль?

– Майк!

– Ты не отвечала мне.

– Я не должна была тебе отвечать. Я замужняя женщина, мы с тобой расстались сто лет назад, с чего ты решил, что я хочу тебя видеть, почему ты вообще вспомнил про меня?

– Мариза сказала Мишель, что у вас с Хавьером снова все не ладно. Мишель сказала мне. Я написал тебе. А ты мне что ответила? Поэтому я тут.

– А Мариза от кого узнала… – начала я и осеклась. Джек, ну конечно. Переживает, придумывает невесть что, треплет всем, кому надо и кому не надо. Ну, погодите, я с вами поговорю…

– Так, значит, все правда.

– Майк, уймись. Ты – последний, кого касаются наши с Хавьером ссоры. Со мной все в порядке.

– Из-за чего вы поругались?

– Это не важно.

– Из-за меня?

– Нет.

– Из-за чего?

– Мы уже помирились. Уходи, пока нас никто не заметил.

– А то что?

– В смысле что?

– Ты ни в чем не виновата. Ты не звала меня на свой балкон. С чего тебе переживать?

– Черт, Майк, не все живут так, как вы с Мишель. Некоторых мужья ревнуют. Уходи, я тебя прошу.

– Ты не должна была меня бросать. – он взял меня за подбородок, провел большим пальцем по губам, оттягивая нижнюю. Я с ума сходила, когда он так делал. Раньше.

– Майк… – мой разум говорил нет, а мой предательский блядский рот уже тянулся к нему навстречу, тело подалось вперед. Дура, проснись, твой муж за дверью, застучал в барабан остаток здравого смысла, и я очнулась. Отстранилась. Взяла себя в руки.

– Майк, это ты меня бросил.

В ответ он просто поцеловал меня раньше, чем я смогла возразить, и я вдохнула знакомый аромат: свежие яблоки, стиральный порошок, цветки мальвы… Яблоки! Это не был запах Майка! Волна паники окатила все тело, я попыталась высвободиться из чужих рук, но внезапно объятия превратились в плен. Меня крепко удерживал в стальной хватке… Нил.

Не тот Нил, которым он стал сейчас, уверенный, крупный, немного грузный, веселый и громогласный мужчина, довольный муж и отец пятерых детей, а тот золотоволосый молоденький мальчик, которому я когда-то первому отдала свое сердце. Он смотрел на меня своими невозможно голубыми глазами. И в них была кровь.

– Ты не должна была меня бросать. – у меня в жилах застыла кровь от льда в его голосе.

– Нил? Почему ты здесь? Отпусти меня.

– Ты не должна была меня бросать.

– Нил, Нил, я боюсь, отпусти меня.