– Король верит в твое благоразумие и хочет сохранить любимую игрушку своего сына – Астор до сих пор чувствует свою вину за то, что юный принц так ужасно лишился матери. Он считает, что ты – просто безобразный прыщ на подростковом лбу его высочества и со временем рассосешься сам. Но я, я знаю, что такие гнойники лучше выдавливать сразу – до крови, до корня, а потом прижечь спиртом. Я надеюсь, что ты откажешься, Габирэль. Нет, я мечтаю об этом. Дай мне повод, Ворон – и я уничтожу тебя.

Когда в скором времени взбудораженный Кай ввалился к Габирэлю и полунасмешливо-полувосторженно рассказал, какую херню удумал его выживший на старости лет из ума батюшка, Ворон только пожал плечами и сказал:

– Клянусь ляжками Пендрагона, это чертовски хорошая идея, принц. Повеселимся.

Последнее, что я ожидала услышать от Хавьера после особенно жаркого секса, это:

– А почему ты никогда не пишешь про Лукаса?

Я всегда гордилась тем, что нам с Хавьером удалось выстроить доверительные, взрослые, откровенные отношения, не предполагающие лжи и недомолвок. На деле я просто рассказывала ему о себе то, что сама считала нужным, а он никогда не переступал невидимой границы. До сегодняшнего момента. Мои оборонительные сооружения мгновенно выстроили линию защиты, и я, укрывшись за высокой непробиваемой стеной, спросила голосом, мерзлее ледников в Антарктиде:

– С чего ты взял. Я пишу.

– Неа. – если одним из моих талантов была способность метать глазами молнии, то супергеройским качеством Хавьера было умение напрочь их игнорировать. Развалившись на спине и подложив руки под голову, он, казалось, не замечал, как подействовал на меня его вопрос.

– Не пишешь. Я тут недавно специально перечитал все твои книжки. Много детей, друзей, родителей, меня, само собой, Изабел нашел, Мамиту, Джуда, Джейме, нашего почтальона, даже Майка, будь он неладен, но Лукаса… Лукаса нет. Только в первой книге – которая была написана еще при его жизни, так?

– Так. – мой голос был глухим и невыразительным.

– Вот мне и стало интересно: почему?

– С чего это тебе вообще вздумалось перечитывать мои романы? Все враги в CS:GO побеждены?

– Когда ты начинаешь по-еврейски отвечать вопросом на вопрос, это явный признак того, что ты решила уйти от ответа.

– Если ты это так прекрасно знаешь, какого хрена до меня докапываешься?

– Вот, опять ты так сделала.

– Хавьер, я не буду об этом говорить. Если я в минуту душевной слабости рассказала тебе один эпизод из прошлого, это не означает, что теперь я буду выворачиваться наизнанку по первому твоему требованию. Что следующее на очереди? История про первый секс?

– Про это, я, кстати, прочитал. Но если ты хочешь рассказать, то я…

– Отъебись.

– И матом ты начинаешь выражаться только…

– Закончили с психоанализом, твою мать! Я не буду говорить с тобой про Лукаса. Не хочу и не буду.

Хавьер легко поднялся. Наверняка ему была неприятна моя грубость, но его лицо ничего не выражало:

– Я так и думал, на самом деле. Взять и вычеркнуть неприятные воспоминания, как будто ничего и не было – ты ведь всегда так поступаешь, да? Интересно, как это происходит? Иногда мне хочется тоже так уметь: ты запираешь все в комнате, а ключ теряешь? или просто берешь – и сминаешь все в комок, а потом выбрасываешь – и бац, можно идти дальше, новые горизонты?

– Остановись.

– Да я уже закончил. Просто представил, что со мной тоже что-то случилось. И вот твой новый муж спрашивает тебя про меня, мол, Ева, я слышал, у тебя вроде раньше другой был, по слухам неплохой парень, а ты, не дрогнув ни мускулом, легко отмахиваешься: да брось, дорогой, это не важно. Я уже давно его забыла.

– Убирайся. – я закусила губу, чтобы не заорать, не расплакаться.

Хавьер, обнаженный и серьезный, должен был казаться смешным шутом, но казался суровым и карающим ангелом. И от резкости его правдивых слов слепило в глазах.

Вынужденное заточение последних месяцев высветило все острые углы наших отношений, все те колотые края, которые мы тщательно переступали в повседневной жизни, когда времени хватало только на то, чтобы упасть друг другу в объятия после суеты прошедшего дня. Я знала, что он любил меня, но его любовь никогда не была всепонимающей, предугадывающей: он неустанно требовал от меня работы над собой, внимания, много внимания, дергал, теребил и заставлял непрерывно шевелиться, думать, развиваться. Он всегда хотел правды – но я не могла ему ее дать. Я хотела от него другого – доверия, принятия, знания, что он всегда, во всем полностью мой, что я – центр его вселенной, важнее всего и всех.

Раньше, когда мы оба были моложе, мы добивались желаемого с усердием и терпением, вытрясая друг из друга душу, доказывая свою правоту. Хавьер тридцатипятилетний не отступился бы, пока не выдавил бы признания – и переломал бы меня. Хавьер десять лет спустя просто вышел, не оглянувшись, оставив висеть разговор в воздухе, давая мне время подумать, остыть, принять решение самостоятельно. Давая время просто принять.

Я ненавидела его за то, что он спросил. Но еще больше я ненавидела себя за то, что знала ответ на его вопрос. И он мне не нравился.

Дама червей

Я не знала, что со мной не так. Имея все, за что любая нормальная девушка отдала бы, не задумываясь десяток лет жизни и голос в придачу, я все равно не была счастлива.

У меня был принц. Самый настоящий, прекрасный и даже белый конь у него был, я специально уточнила.

Он правда считал меня своей девушкой, бесконечно таскал за собой по всем этим благотворительным вечерам и званым приемам, а я… Я подыхала со скуки.

В своих девичьих мечтах я часто представляла себе, как это будет, когда я наконец-то встречу Того Самого. В мелькающих калейдоскопом образах мы с Тем только и делали, что сливались в экстазе, попутно несясь навстречу ветру на конях, будь они неладны. Ни в одном любовном романе, честно прочитанном за годы учебы, никто даже не намекнул на то, что, во-первых, вы со своим принцем не обязательно будете любить друг друга, а во-вторых, что за красивой внешностью может скрываться тяжелый характер. Никому бы не пришло в голову назвать Кая легким и беззаботным. Казалось, он уже родился старым и занудным. Не являясь болтливым, он дотошно следил за тем, как именно я выражаю свои мысли и частенько доебывал меня своими придирками по части формулировок.

На самом деле принц по-настоящему мне нравился. Марк оказался прав, рядом с Ястребом действительно дышалось легче и свободней, и от ощущения надежности и защищенности хотелось парить и делать глупости только ради того, чтобы увидеть, что ему не все равно.

Мне нравилось его смешить, видеть, как строгое, суровое, сильное лицо смягчалось и становилось молодым, веселым, бесшабашным. Мне нравилось его дразнить, вызывать ревность, выводить из себя, заставлять терять контроль, видеть, как вспыхивает неукротимое желание в его желтых глазах.