одной ноге. В истории западноевропейского капитализма можно найти немало примеров «расширения производства не вширь, а вглубь». Во Франции, по словам Мороде-Жоннеса, общая сумма стоимости продуктов шерстяного производства возросла в период времени от 1811 до 1850 годов на 74 %, количество употребляемых в нем станков увеличилось почти вдвое, число же занятых им рабочих «уменьшилось на 15.000»[83]. Доказывает ли это, что число французских рабочих, начиная с 1811 года, «стоит на одной цифре» или даже уменьшается? Нисколько; убыль их в одной отрасли производства возмещается прибылью в других; в четыре десятилетия, предшествующие 1850 году, капитализм, несомненно, вовлек в свой водоворот огромную массу рабочих, хотя, конечно, не доставил им обеспеченного заработка, как в этом хотят уверить читающую публику буржуазные экономисты. Г-ну В.В. нужно было доказать, что подобное же явление не имело места в России, тем более, что именно с сороковых годов у нас получили быстрое развитие некоторые производства, обложенные акцизом.

Сделал ли он это? Он не мог этого сделать, потому что приводимые им цифровые данные не годятся ни для каких серьезных выводов; цифры, относящиеся, например, к 1842 году, просто-напросто несоизмеримы с цифрами, относящимися ко второй половине шестидесятых годов: они собирались различными учреждениями, при помощи различных приемов, и потому имеют неодинаковую степень достоверности. До 1866 года в основании статистических исчислений лежали преимущественно сведения министерства финансов, доставляемые самими фабрикантами и большею частью очень неточные. До 1861 года заводы, обложенные акцизом, вовсе не входили в счет. И, наконец, только в 1866 году, благодаря стараниям центрального статистического комитета, получаются уже более точные цифры. Г-н В.В. поступил бы осторожнее, если бы совсем не строил никаких законов на шатком основании такой «статистики». Но, не говоря уже об этом, приводимые им цифры не сходятся с данными центрального статистического комитета, т. е. единственными данными, заслуживающими хоть некоторого доверия. По сведениям этого комитета, общая цифра рабочих, занятых «мануфактурной промышленностью» в Европейской России (не считая Царства Польского и Финляндии), равнялась 829.573. По различным же группам производства она распределялась следующим образом[84]:

«О чем поют эти цифры»? – спросим мы словами г-н В.В. Прежде всего о том, что даже в производствах, не обложенных акцизом, число рабочих было в 1866 году гораздо выше той цифры, которая должна была свидетельствовать в пользу его «закона».

Но и эти цифры неточны, и они ниже действительности. В прибавлении к главе о мануфактурной промышленности издатели «Военно-Статистического Сборника» сознаются, что «в указателе к выставке (1870 года) и в атласе Тимирязева» они «встретили много фабрик и заводов, которых не оказывалось в прежних источниках». Страницы 913–914 «Сборника», напечатанные мелким, крайне убористым шрифтом, целиком заняты перечислением таких фабрик. В этом новом списке упоминаются лишь такие предприятия, производство которых не ниже 25.000 рублей, большая же часть его говорит о фабриках, производство которых превышает 100.000 р. с. Но и атлас г-на Тимирязева был неполон. По заявлению г-на Скальковского, основанному на словах «многих фабрикантов», помещенные в этом атласе цифры «оказываются все-таки далекими от истины», даже после поправок, сделанных в них Алафузовым и Александровым[85].

И это совершенно понятно. Именно с 1842 года, т. е. со времени разрешения свободного вывоза машин из Англии, многие «не обложенные акцизом отрасли нашего производства получили сильное развитие и «в ширь», и «в глубь». С этих пор, например, только и начинают развиваться наши бумагопрядильни. Этому развитию «отчасти содействовало и то, что в 1841 году… у нас была возвышена пошлина на привозную пряжу». И хотя пошлина эта была отменена в 1850 году, тем не менее успех русского бумагопрядения был уже обеспечен, собственная пряжа стала все более и более вытеснять привозную. Какой переворот произошел в нашей бумажной фабрикации в какие-нибудь сорок лет, о том можно судить из следующих цифр:

А что этот «переворот» вызван был расширением нашей капиталистической промышленности после 1842 года, между прочим, и «вширь», видно из того обстоятельства, что многие ткацкие, бумажные и другие фабрики датируют у нас с очень недавнего времени. «Развитие бумагопрядения отразилось и в дальнейшей обработке бумажной пряжи. Ткацкие крестьянские станки из тесных изб мало-помалу начали переходить в просторные светелки с 10 и более станами, на которых работали, кроме хозяина, и наемные люди....Наконец, получили совершенно новый вид белильное, красильное и набивное производство. Из домашних и ремесленных заведений по этим частям образовались на стоящие фабрики, из которых некоторые в короткое время сравнялись с заграничными»[86]. В «одном из наименее промышленных уездов Московской губернии», именно Клинском, по словам г. Эрисмана, «наибольшее число существующих теперь мелких ткацких фабрик было основано в конце 60-х и начале 70-х годов. Бумагопрядильня Балина и Макарова (432 рабочих обоего пола) была основана в 1840 году; самоткацкая бумажная фабрика Каулена, Капустина и Красногорова (776 чел. обоего пола) – в 1849 году; шелкоткацкая и ковровая фабрика Фландена (275 раб.) – в 1856 году; самоткацкая бумажная фабрика Кашаева (от 500 до 700 раб.) – в 1864 году. Спичечное производство получило свое начало в 1863 году устройством первого завода Захарова (на 2 его завода 90 чел.; на зав. Штрама 60). Приблизительно в то же время значительно расширилась начавшаяся уже выделка опоек устройством нескольких новых заводов в Стешине. Что касается развития фабричной промышленности в уезде в течение 70-х годов, то о ней можно судить по следующим цифрам, показывающим число тех из осмотренных нами фабрик и заводов, которые заведомо устроены после 1871 года.

В действительности, число фабричных заведений, основанных после 1871 года, а в особенности количество мелких ткацких фабрик, устроенных в 1870-х годах, значительно больше, нежели здесь показано, так как, во-первых, мы не посетили всех мелких заведений и, следовательно, ничего не можем сказать о времени их основания, во-вторых же, – даже в осмотренных нами заведениях мы не всегда получили точные сведения о времени их возникновения.

Кроме того, надобно заметить, что и в настоящее время (1880 г.) в Клинском уезде устраиваются новые фабрики. Так, напр., товарищество Кашаева расширяет свое производство, устраивая бумагопрядильную фабрику; Ф.О. Захаров выстроил новый спичечный завод при г. Клине; при сельце Щекине, Троицкой волости, возникло новое грохотоплетное заведение, принадлежащее крестьянину Никифору Павлову; паровой лесопильный завод при Завидовской станции Николаевской железной дороги расширил свое производство; наконец, при Солнечногорской станции устроен завод Фришмака, изготовляющий колесную мазь[87].

«О чем поют» эти факты, заимствованные из экономической жизни одного из наименее промышленных уездов Московской губернии? Ни в каком случае не о том, что число фабричных рабочих «стоит на одной цифре». Скорее всего они поют о том, что наши самобытные писатели употребляют