слишком уже самобытные приемы для доказательства русской самобытности. Это – вообще; а г-ну Тихомирову они напевают о том, что в основе его программы лежит слишком поверхностное знакомство с современным состоянием нашей промышленности. Г-н Тихомиров совершенно ошибается, если серьезно думает, что у нас «количество фабрично-заводских рабочих не превышает 800.000 человек». Для фабрик и заводов Европейской России (не считая, конечно, Царства Польского) число это, по официальным сведениям, действительно «не превышает» указанного Тихомировым числа: в 1879 году оно равнялось 711.097, причем сюда не вошло, однако, число рабочих на винокуренных заводах. Но г-н Тихомиров забыл, что эта «цифра» относится лишь к обрабатывающей промышленности. Он совсем не принял в расчет горнозаводских рабочих. А между тем в горнозаводской промышленности рабочих в том же 1879 году было 282.959 человек, а в следующем, 1880 году, число это увеличилось почти на десять тысяч. В сумме получается 1.003.143. Но можно ли признать эту цифру точной хоть приблизительно? Не забудем, что это официальные цифры, которые собираются нашей администрацией и которым сама эта администрация дает насмешливое название «министерских цифр». Мы уже знаем, что еще издатели «Военно-Статистического Сборника» указывали на то обстоятельство, что получаемые таким образом цифры «большею частью неполны и ниже действительности». На «Первом Всероссийском Съезде фабрикантов, заводчиков и лиц, интересующихся отечественной промышленностью», в заседании 3 отделения Съезда, 29 мая 1870 года, также было констатировано, что «существующий способ собирания статистических сведений о промышленности исключительно путем срочных ведомостей, доставляемых земскою полицией, до крайности неудовлетворителен», и что собранные таким образом статистические данные значительно ниже действительности. По мнению Н.С. Ильина – «что у нас нет статистики ни промышленной, ни торговой, – это такие известные истины, которые каждый знает»[88]. Эта неполнота и неточность остаются неоспоримым фактом и в настоящее время. В цитированном уже исследовании г-на Эрисмана мы читаем (стр. 6.), что, по собранным им сведениям, «число рабочих оказалось вдвое больше, нежели оно показано в ведомости исправника». Это зависит, по его словам, «главным образом от того, что владельцы фабрик и заводов, будучи спрошены официальным путем о количестве рабочих на принадлежащих им заведениях, почти всегда показывают значительно меньше действительности». Есть ли какие-нибудь основания думать, что при более точном статистическом исследовании мы не встретили бы того же и в других уездах и губерниях России? А если нет, то ведь и общую сумму фабрично-заводских рабочих нужно будет увеличить почти «вдвое». Что это предположение едва ли грешит преувеличением, видно из прений, имевших место на упомянутом уже «Съезде фабрикантов». По словам г-на А.Б. фон Бушена, некоторые из фабрикантов «прямо сознавались ему, что они на половину уменьшают действительность». Г-н Т.С. Морозов, представитель одной из крупнейших в России фирм, сообщил, что «когда полиция собирает сведения, то, например, большой фабрикант велит приказчику: напиши так, как было в прошлом году; и доставляются подобные сведения из года в год, штука в штуку, в течение десяти лет, тогда как и количество вырабатываемого материала, и число рабочих, все изменилось. Чиновник все пишет, что ему ни скажут; он не знает дела». По словам г-на М.П. Сыромятникова, «есть много примеров, что уменьшают производительность вдвое и не мелкие, но очень солидные производители; иногда уменьшают свои показания и в десять раз. Это факт достоверный». Просим читателей не забывать, что все эти разоблачения делаются самими фабрикантами, для которых вопрос о такого рода проделках есть все-таки «вопрос деликатный». Что же нам думать о писателях, не только строящих свои социально-политические теории на данных, неточность которых очевидна a priori, но продолжающих утверждать, что «число фабричных рабочих стоит на одной цифре» даже после того, как сами фабриканты объяснили им весьма несложную причину этого явления? В лучшем случае мы должны признать, что эти писатели не знают предмета, о котором рассуждают!

Но зачем же прибегают фабриканты к указанным хитростям? «Большая часть, – отвечает г-н фон Бушен, – показывает неправду умышленно, из боязни обложения какими-нибудь сборами… некоторые прямо заявляли, что земства облагают фабрики налогами пропорционально числу станков, рабочих и т. п., следовательно, есть прямой расчет показывать меньше». Когда являются собиратели статистических сведений, «заводчик говорит, – да они, вероятно, от земства, должно быть, хотят обложить каким-нибудь сбором по числу рабочих, и делает распоряжение, чтобы показали рабочих вдвое меньше»[89].

Отсюда мы с ясностью видим, каким образом для русской буржуазии оказывается выгодной уверенность наших революционеров в ее экономическом бессилии. Опасаясь подоходного налога и всяких других напастей на свои капиталы, наши «частные предприниматели» всеми силами стараются скрыть действительные размеры своего производства. Наши революционеры с поразительною наивностью принимают их охи и вздохи за чистую монету; ни на минуту не сомневаются в точности выставляемых ими данных; строят на них целые теории о «соотношении сил на русской почве» и распространяют в нашей молодежи ошибочное представление о формах эксплуатации русского народа. Но именно тем самым наши революционеры играют в руку «рыцарей первоначального накопления» и капиталистического производства.

Впрочем, несправедливо было бы обвинять «Вестник Народной Воли» в распространении таких ошибочных понятий. Главная вина «Вестника» заключается в том, что он постоянно противоречит себе, что, по евангельскому выражению, правая рука его не ведает о том, что творит левая. Г-н Тихомиров уверяет читателей в том, что русская «промышленность развивается туго». В статье же «Положение рудокопов и заводских рабочих на Урале», написанной «по личным наблюдениям» и помещенной в том же № 2 «Вестника Народной Воли», мы встречаем совершенно противоположное. Автор этой статьи «уверен», что если его читатели видели когда-нибудь «разные локомотивы, сеялки, веялки и пр. и пр. крупные машины, сделанные у нас в России, нашими рабочими», то у многих из них, читателей «Вестника», вырывалось следующее восклицание: «Каково!! Да, да, черт дери!»[90]. Россия исполинскими шагами идет вперед! Ведь еще, так сказать, вчера в России ничего не могли по этой части сделать не только хорошо, но даже мало-мальски сносно… Ведь еще каких-нибудь 50 лет назад у нас считалось чуть ли не десять заводов на всю Россию, а теперь? Теперь на одном Урале одних железоделательных считается чуть ли не 200, а сколько в Петербурге, в Москве. И пр., и пр. Да это еще что, дайте нам только свободу… В каких-нибудь 10–15 лет после этого число заводов у нас удвоилось бы, и самое производство, техника улучшилась бы» и т. д. Автор статьи думает, что это несколько растянутое «восклицание» выражает действительное положение дел «верно». По его словам, – а его слова основываются, как мы знаем, на «личных наблюдениях» – мы «в последнее время в этом (т. е. в промышленном отношении) сделали громадные успехи: число заводов все увеличивается, техника улучшается (вот тебе