— Это сын одного из наших торговцев. Они очень бедны.Гуру пригласила его жить в ашраме. Когда он играет на барабанах, слышен голосБога.

В ашраме есть храм, открытый для всех. В течение дня сюдаприходят индийцы, чтобы воздать почести статуе Сиддха-йоги (мастеру, достигшемусовершенства). В двадцатых годах он основал йогическую школу и до сих пор почитаетсяв Индии как великий святой. Но остальная территория ашрама предназначенаисключительно для учеников. Это не отель и не туристическое место. Ашрам большепохож на университет: чтобы попасть сюда, надо подать заявку, а чтобы тебяприняли, необходимо доказать, что уже давно практикуешь эту ветвь йоги. Срокпроживания — минимум месяц. (Я решила остаться в ашраме на шесть недель, апотом отправиться в одиночное путешествие по Индии с посещением храмов, ашрамови священных мест.)

Среди учеников индийцев и неиндийцев примерно поровну (анеиндийцы, в свою очередь, примерно поровну делятся на американцев иевропейцев). Занятия проходят как на хинди, так и на английском. Чтобы попастьв ашрам, нужно написать эссе, собрать рекомендации, рассказать о том, были ли увас психические и физические заболевания, случаи злоупотребления наркотиками иалкоголем, а также предоставить гарантию финансового благополучия. Гуру нехочет, чтобы люди использовали ее ашрам как убежище от хаоса, созданного ими жесамими в реальной жизни, — это никому не пойдет на пользу. У нее такжеесть правило, согласно которому не следует становиться послушником и приезжатьв ашрам, если ваша семья и близкие категорически против; это того не стоит. Втаком случае лучше остаться дома, вести нормальную жизнь и просто быть хорошимчеловеком. Нет необходимости превращать свое решение в драму.

Меня всегда восхищало практическое чутье этой женщины.

Чтобы попасть в ашрам, нужно также показать себя разумным ипрактичным человеком. Нужно продемонстрировать свою готовность к работе, таккак все ученики должны помогать функционированию ашрама, выделяя около пятичасов в день для сева, или бескорыстного служения. Кроме того, администрацияашрама обязательно спросит, не пережили ли вы в последние полгода сильное эмоциональноепотрясение (развод, смерть близкого человека), и если это так, то вас попросятотложить приезд, так как, скорее всего, вы не сможете сосредоточиться наобучении, а если случится нервный срыв, это лишь отвлечет других студентов. Мойпослеразводный период закончился. Вспоминая свои душевные страданиянепосредственно после расставания с мужем, я более чем уверена, что, окажись яв ашраме тогда, стала бы обузой для всех. Я поступила намного лучше: отдохнуласперва в Италии, восстановила силы и здоровье и только тогда приехала сюда. Темболее что силы мне теперь понадобятся.

Для жизни в ашраме просто необходимо быть сильным, потомучто здешний распорядок суров. Не только в физическом плане — день начинается втри утра и заканчивается в девять вечера, — но и психологически. Ведь вампредстоит ежедневно часами находиться в полной тишине, медитируя и созерцая, неотвлекаясь и не отдыхая от умственной работы. Жить рядом с незнакомыми людьми,в индийской глухомани. Здесь все кишит насекомыми, змеями и грызунами. Погодныеусловия порой экстремальны: то ливни неделями, то тридцать восемь градусов втени еще до завтрака. Здесь очень быстро начинаешь чувствовать, что такоереальная жизнь.

Гуру говорит, что со всеми, кто приезжает в ашрам,непременно случается одно: они узнают, кто они такие на самом деле. И если вычувствуете, что вот-вот сойдете с ума, приезжать не стоит. Потому что никому ненужны полные лузеры, которых потом приходится выносить вон.

Мой приезд совпадает с наступлением Нового года. У меняменьше суток, чтобы сориентироваться, что к чему, и вот уже Новый год. Послеужина маленький дворик заполняется людьми. Все садятся на землю — кто напрохладный мраморный пол, кто на коврики из сухой травы. Индианки разодеты какна свадьбу. Темные волосы умащены и заплетены в косы. На индианках лучшиешелковые сари и золотые браслеты, и у каждой — разноцветный камушек-бинди межбровей, похожий на туманный отблеск звездного света. Все собираются петь мантрыво дворе до полуночи, когда новый год сменит старый.

Мне не нравится выражение «петь мантры», хотя нравится ихпеть. «Пение мантр» наводит на мысли о рутине и пугающей монотонности, вызываетв памяти ритуалы друид вокруг жертвенного огня. Но здесь, в ашраме, пение мантрпревращается в ангельскую музыку. Обычно оно основано на повторении: группамолодых женщин и мужчин с красивыми голосами запевает одну гармоничную фразу, аостальные повторяют. Это медитативная практика, попытка сконцентрироватьвнимание на музыкальной последовательности и соединить собственный голос сголосом сидящего рядом, пока все голоса не сольются в один. Я боюсь, что из-засмены часовых поясов не смогу не уснуть до полуночи и уж тем более найти в себесилы так долго петь. Но потом начинается этот музыкальный вечер, с единственнойскрипкой, выпевающей в потемках одну пронзительную ноту. К ней присоединяетсягубная гармошка, медленный барабанный бой и, наконец, голоса…

Я в дальнем углу двора, с молодыми мамами. Индианки сидят,скрестив ноги и не испытывая при этом никакого неудобства; у них на коленяхскатерками растянулись спящие дети. Сегодня мы поем колыбельную, грустнуюпесню, с помощью которой пытаемся выразить благодарность. Ее рага[25]— сострадание и преданность. Мы поем на санскрите, как и всегда (этот древнийязык в Индии больше не используется, кроме молитв и религиозных учений), и ястараюсь имитировать голоса запевающих, подобно голосовому зеркалу, подхватываяих интонации, как нити голубого света. Они передают мне священные слова, яненадолго становлюсь их хранителем, а потом протягиваю обратно, и так мы поемдолгое, долгое время, не ощущая усталости. Как водоросли, мы раскачиваемся поддействием морского течения сумрачной ночи. Дети на коленях у моих соседокзавернуты в шелка, подобно дорогим подаркам.

Я ужасно устала, но все же не отпускаю тонкую голубую нитьмантры и постепенно впадаю в такое состояние, что продолжаю выпевать имяГоспода во сне, а может, всего лишь падаю в глубокий колодец вселенной. Кполовине двенадцатого оркестр ускоряет темп, и песня становится определенновеселой. Красиво одетые женщины со звенящими браслетами на руках хлопают владоши, танцуют, пытаются изобразить ритм тамбурина всем телом. Барабанывыбивают ритмичный, волнующий бой. Спустя несколько минут у меня возникаеттакое чувство, будто мы все вместе притягиваем две тысячи четвертый год. Словномы опутали его нашей музыкой и теперь тянем по ночному небу, как тяжеленнуюрыболовную сеть, через край наполненную нашими, дотоле неизвестными судьбами.Это действительно увесистая сеть, ведь в ней — все рождения, смерти, трагедии,войны, любовь, открытия, изменения и катастрофы, что ждут нас в этом году. Мыпоем и тянем сеть, сначала одной рукой, потом другой, минута за минутой, голосза голосом, ближе и ближе. Проходят последние секунды до полуночи, и мы поем,вкладывая в мелодию все наши усилия, — и в последнем отчаянном порывенаконец притягиваем к себе Новый год, который сетью покрывает нас, небо и тех,что под ним. Бог один знает, что ждет нас в этом году, но он уже наступил, итеперь все мы под его колпаком.