Когда она наконец слезла обратно на землю, то с удивлением обнаружила, что ее рубашка порвана, а голые руки исполосованы царапинами. Она ничего не почувствовала.

Говард был поражен, узнав, что она никогда не пробовала лесные орехи, и решил немедля восполнить этот пробел. Пока она распаковывала корзину для пикника, не без усилий приняв на себя роль Гретхен, Говард исчез в доме и вернулся с тарелкой соли и щипцами.

– У ореха множество слоев, – произнес он крайне торжественно, – и чтобы добраться до приза, нужно все их развернуть. Следите.

От содрал наружные листочки, расколол и отбросил скорлупу, соскреб кожицу, наконец стер внутреннюю пленку и добрался до мраморно-белой сердцевины. Ее он обмакнул в соль и протянул Джин на открытой ладони, словно жемчужину на подушечке.

– Столько усилий ради такого крошечного лакомства, – сказала Джин. – Это даже хуже, чем чистить виноград.

– Никаких упрощений, – настаивал Говард. – Необходимо снять все слои, иначе будет горчить.

Джин осторожно раскусила полированный ребристый орех, чтобы вкус – сочетание маслянистого сока и молодого дерева – наполнил рот.

– Восхитительно, – вздохнула она. – Но чистить их надоест гораздо раньше, чем есть.

– Это самозащита, – пояснил Говард. – Едва ли получится ими объесться. Но от этого они еще привлекательнее.

Он педантично продолжил заготавливать небольшой холмик лакомств для Джин и тети Эди, а себе ничего не брал.

– Гретхен положительно сошла с ума, – протестовала тетя Эди, пока Джин потчевала ее пирогом из телятины с ветчиной, цыпленком, плетенкой, сэндвичами и помидорами из корзинки. – Она что, всю деревню собралась накормить?

– Это только половина, – сказала Джин. – Оставьте место для пирога и печенья.

– Напрасные траты приводят меня в ужас, – заявила тетя Эди довольно резко. – Ничего не могу с этим поделать.

– А Гретхен до ужаса боится, что чего-нибудь не хватит, – сказал Говард. – Видно, когда люди годами отказывают себе во всем, последствия могут быть разные.

Джин почувствовала новый прилив любви к Говарду за то, что он так тактично защитил Гретхен от недоброго замечания, при том что она не может этого оценить. В этом вся его сущность, и вот же опять ее чертова удачливость: именно то, что ее больше всего в нем восхищает – преданность жене, – делает его навеки недосягаемым.

Он лежал рядом с ней на одеяле, защищая корзину от набегов Честера и поглаживая его шелковистые уши. Они находились в пространстве размером с кровать, и в этом было что-то интимное; она была уверена, что он это тоже почувствовал. Жара лишила их аппетита, и они едва ли могли воздать должное пиршеству. Из уважения к Маргарет Джин заставила себя попробовать шпицбубен – два печенья с прослойкой из джема, которые привлекли трио упорных ос. Разделавшись с этой напастью посредством свернутого в трубку полотенца, Говард понес остатки еды в прохладу кладовки.

– Я могу заснуть, – сказал тетя Эди Джин, пока он не слышал. – Но полагаю, что вы найдете, чем заняться вдвоем.

Джин в этой реплике послышался намек, и она резко подняла глаза, но лицо старухи, насколько его можно было разглядеть за нагромождением очков, ничего особенного не выражало.

– Как жалко, что Гретхен и Маргарет не смогли приехать, – сказала она твердо. – С ними так весело.

Тетя Эди уставилась на нее.

– Маргарет, разумеется, ангелочек, но Гретхен, при всем ее очаровании, едва ли может кого-нибудь развеселить.

С появлением Говарда она благоразумно умолкла и закрыла глаза. Джин подумала, что она притворяется, но через мгновение из ее полуоткрытых губ донеслось легкое посвистывание.

– Вижу, вы не давали тетушке скучать, – сказал Говард, подобрал с земли одну из ее волочащихся шалей и пристроил на спинку шезлонга так, чтобы ее лицо оказалось в тени.

– Она находила меня искрометным собеседником, пока не заснула, – ответила Джин, обмахиваясь шляпой Гретхен.

Не было ни ветерка, и воздух был как расплавленный металл.

– Давайте найдем тень, – предложил Говард и помог Джин встать. – Было бы попрохладнее – сыграли бы в теннис, но я, наверное, умру, если вы будете меня гонять, как на бадминтонном корте.

– Я-то помню, что это меня гоняли.

– Давно пора устроить ответный матч.

Они шли между фруктовыми деревьями в дальний угол сада мимо выстриженного прямоугольника теннисного корта, размеченного белой краской.

– Интересно, кто разбил здесь корт? – подумала Джин вслух. – Вряд ли тетя Эди.

– У нее в деревне есть поклонник по имени Уолли Ноукс. Ему лет восемьдесят, но он выполняет разную мужскую работу – накачивает шины ее велосипеда, время от времени стрижет газон – в обмен на… А на что – не знаю.

– Она мне нравится, – сказала Джин. – Она очень решительная и сильная. Не разыгрывает из себя эксцентричную старуху.

– Я очень рад. Она единственная моя оставшаяся кровная родственница.

– А что будет, когда она так состарится, что не сможет сама управляться? Вам придется забрать ее к себе?

– Не знаю. Наверное, как Гретхен решит.

Очевидно, Говард никогда об этом не задумывался. Заботиться о престарелых – женское дело, подумала Джин, а мужчины не засоряют себе голову такой ерундой. Возможно, она наймет какую-нибудь сиделку с проживанием. А может, у нее и вправду где-то среди корсетов спрятан пистолет.

За теннисным кортом на самой дальней границе сада была каменная скамейка, вся рябая от лишайника, а над ней пологом свешивались ветки старой глицинии, давая густую тень. Говард извлек из кармана чистый платок и собрался постелить его на скамейку для Джин, но она помотала головой; ее брюки и так испачкались о траву и кору, а рубаха порвана и в грязи. Скамья была короткая, и хотя они уселись на противоположных концах, расстояние между ними было едва ли в ладонь. Меньше, подумала Джин, чем между их узкими кроватями. Говард прикурил от спички, которой чиркнул о грубый камень, предложил ей сигарету, и некоторое время они молча курили. Джин почувствовала, как к ней подкрадывается чувство, до опасного похожее на счастье, – она не хотела бы сейчас находиться ни в каком другом месте и не хочет ничего сверх того, что у нее есть. Но как только она зафиксировала в сознании этот миг полного блаженства, он тут же начал растворяться, двигаться в прошлое; и она уже находилась вне его. Молчание затянулось и становилось неловким.

Наконец Говард сказал:

– Мы с Гретхен на днях говорили о вас.

– Да, правда? – сказала Джин и взглянула на него сквозь дым.

– И согласились, что вы – хорошее приобретение.

Она рассмеялась.

– Вот спасибо. Не уверена, что я приобретение, но рада, что хорошее.

– Вы нас расшевелили.

– Я вас? А я думала, что наоборот.

– Конечно, нет. У нас рутина, а у вас такое разнообразие.

– Что вы, моя работа ужасно монотонная. Каждую неделю заполнять