Дворецкий почтительно сообщил Рейфу, что леди Ипсвич, к сожалению, сейчас нет дома, и, наслышанный о репутации лорда Пентленда, удивился, почему столь известный пристрастием к строгой моде граф такой помятый.

— Милорд, мадам посещает ежегодную выставку в Сомерсет-Хаус[15], — сообщил он. — Может быть, вы соизволите прийти позднее или оставите свою визитную карточку?

— Я подожду, — твердо ответил Рейф, передавая шляпу и перчатки и не оставляя слуге иного выбора, кроме как провести его в гостиную и предложить прохладительные напитки.

Рейф отказался от чая, мадеры, кларета и бренди и провел следующий час, расхаживая по гостиной и стараясь держаться подальше от высоких окон, выходивших на улицу, чтобы какой-нибудь прохожий не заметил его. Ожидание затягивалось, терпение иссякало, безудержный гнев, охвативший его в жилище Хватай Все, накрывал с удвоенной силой.

Лишившись возможности ударить вора по лицу, Рейф решил отомстить за Генриетту, и его мысли приняли коварный оборот. Он не мог простить Хватай Все его немилосердное обращение с Генриеттой, но тот взялся за это дело, спасая свою шею. Другое дело Хелен Ипсвич.

Расточительный образ жизни явно не покрывался доходами вдовы, и Рейф подумал, что ее благосклонность не столь востребована, как это было раньше. Несомненно, на нее наседали кредиторы. Она слишком глубоко увязла в долгах, а небольшие доходы от амурных услуг не могли вытащить ее из болота, иначе бы она не решилась продавать фамильные драгоценности.

Это вызывало удивление. Продажа семейных драгоценностей немного значила для женщины, вынужденной продавать свое тело. В каком-то смысле Рейф ее не осуждал. Он слишком часто видел рожденных в нищете уличных мальчишек, кусавших руку, которая их кормит, воровавших еду у усыновивших их семей. Рейф мог понять, почему Хелен Ипсвич не стала бы слишком высоко ценить коллекцию изумрудов, даже если те сотни лет хранились в семье ее мужа. Даже притом, что драгоценности по закону принадлежали ее старшему сыну, а она не имела права распоряжаться ими.

Хотя Рейф не признавал ее социального положения, он лично ничего не имел против женщин этой породы. Кое-кто говорил, что Хелен Ипсвич хорошо преуспела, лежа на спине, что создало ей дурную славу в глазах большей части светского общества. Правда, она обманывала мужа, наставляла ему рога, из-за чего ее считали презренной и своекорыстной, но Рейф не имел права резко осуждать кого бы то ни было. Но ее подлость в отношении Генриетты выходила за рамки. За это ей придется расплачиваться.

Рейф уже сотый раз мерил длину гостиной. Прихватив у очага медную длинную вилку для поджаривания хлеба, он размахивал ею взад и вперед в такт своим шагам.

— Бездушная тварь! — воскликнул он, вспомнив бледное от испуга лицо Генриетты, когда та узнала, сколь постыдным образом ее использовали. Ее больше волновали мучительные переживания родителей, когда те узнают, что случилось с дочерью, нежели перспектива угодить в Ньюгейтскую тюрьму. Генриетта — самый честный, храбрый и по-настоящему добрый человек из всех, кого ему когда-либо доводилось встречать. Рейфу была невыносима мысль о том, что с ней могло бы случиться, если бы она не спряталась в его фаэтоне.

Дверь гостиной открылась. Бросив вилку для поджаривания хлеба, Рейф заметил, что непоправимо погнул и изуродовал ее.

— Ну и ну! Вы замечательно воспользовались моей гостеприимностью, — сказала Хелен Ипсвич, с удивлением глядя на изуродованную вилку. — Милорд, надеюсь, это не дружеский визит?

Узнав от дворецкого о неожиданном появлении графа, Хелен Ипсвич сначала несказанно обрадовалась. После долгих лет высокомерия сосед по загородному имению решил нанести ей визит. Возможно, ее все же примут в высшем свете. В этом сезоне она получит драгоценные письменные рекомендации. Наконец-то!

Однако торжество длилось недолго. Она бросила шляпку, с тревогой посмотрелась в зеркало и пришла к выводу, что здесь многое не сходится, и ее первоначальная радость поутихла. Было четыре часа дня. Время утренних визитов давно миновало. В любом случае одинокие джентльмены не наносят утренних визитов в одиночку, если только не преследуют определенную цель. А она точно знала, что Рейф Сент-Олбен не числился среди них. Этот человек слыл повесой, но не развратничал с женщинами вроде нее. Подумать только, ее приглашение на последний прием было вежливо отклонено, притом секретарем Рейфа. Она сомневалась, что это приглашение вообще удостоилось взгляда его светлости. Нет, Рейф Сент-Олбен явился не для обмена любезностями или недостойных связей.

Хелен Ипсвич увидела его суровое лицо, серые глаза, смотревшие на нее с презрением, и подавила дрожь. Не всякий способен был ее напугать, но в этом мужчине таилось нечто такое, что предостерегало ее от заигрывания с ним. Она поступила мудро, не протянула ему руку, а села, демонстрируя оранжево-розовые юбки своего платья, элегантно облегавшего тело.

— Что ж, милорд, мне жаль, что я заставила вас ждать. Конечно, если бы вы сообщили, что намереваетесь посетить меня…

— Я только недавно узнал, что такой визит необходим. — Рейф остался стоять, не обращая внимания на приглашение присесть. — Я пришел по важному делу.

Теперь, успокоившись, Хелен Ипсвич беспристрастно разглядывала своего гостя. Рейф выглядел усталым, его сапоги не отличались совершенным блеском, плащ был немного помят, а что касается шейного платка, то казалось, он завязывал его, не глядя в зеркало.

— В последнее время мы вас не видим в этих краях, — вкрадчиво заметила она.

— Поскольку у нас очень мало общих знакомых, это вряд ли удивительно, — резко ответил Рейф.

— Наверное, вы, как и я, проводили время за городом. Жаль, вы не посчитали нужным нанести мне визит.

— Если повезет, этот визит будет первым и последним.

— Сэр, вы ведете себя дерзко.

— А вы, миледи, мошенница.

Леди Ипсвич начала задыхаться.

— Да как вы смеете! — Ее лицо под умело наложенными румянами покраснело. — Я не потерплю оскорблений в собственном доме. — Отчаянно напрягая память, она пыталась понять причину столь недружелюбного к себе отношения, но так ничего и не нашла. Вдруг ей в голову пришла ужасная мысль, но она тут же отмахнулась от нее, поскольку слишком хорошо замела следы. Леди Ипсвич раскрыла веер и начала энергично обмахивать себя. — Ну и ну! Милорд, я не имею ни малейшего понятия, о чем это вы говорите, — уже более уверенно сказала она.

Рейф заставил себя сесть напротив нее, положил ногу на ногу, выигрывая время для того, чтобы успокоиться и привести свои мысли в порядок. Хелен Ипсвич явно нервничала.

— Тогда я введу вас в курс дела, — резко начал он. — У меня к вам несколько требований, которые не подлежат обсуждению.

Хелен Ипсвич приподняла изящно выщипанную бровь.

— Что вы такое говорите? Извините, милорд, вы дерзки. Давно прошло то время, когда я заключала сделки без предварительных условий. — Она соизволила улыбнуться.