– Почему это пришло тебе в голову?

– Обычная логика. Если вдруг тебя начинает раздражать твоя подруга, значит, ты хочешь то, что есть у неё, и чего нет у тебя.

– Твой муж симпатичный человек, но он – твой муж. Я бы не позволила себе…

– Брось! Ты же всё знаешь. Я бы даже не возражала.

– Это только так кажется. Человек вообще-то по природе собственник. Да и вообще, пока вы живете вместе, я не хочу даже думать на эту тему.

– Ладно, не буду тебя анализировать… Но ты возбудилась.

Юле на минутку показалось, что Рита её отпустила, но та всё-таки не удержалась, лягнула, пусть и слегка.

– Рита, я обижусь.

– Прости, но по той же логике отвязываются на своих близких и друзей те, у кого не спокойно на душе… Злюсь и на себя, и на весь свет, и пока не вижу выхода…

– Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– Можешь. Но не хочешь. Обычное интеллигентское чистоплюйство.

– Первый раз слышу, что медсестры – интеллигенция.

– Ну, у тебя родители с высшим образованием.

– Да, они – сельская интеллигенция. Притом, что разводят кур-гусей, и молоко покупают не в магазине, а у соседки, которая держит корову…

– Знаешь, я, между прочим, в детстве страшно хотела жить в деревне. Дни, которые я проводила у бабушки, папиной матери, в селе, были для меня самыми запоминающимися. До второго класса меня отправляли к ней на лето, и я целыми днями бегала в одних трусиках, загоревшая до черноты.

– А потом?

– Потом бабушка умерла.

Маргарита задумывается.

– Когда на следующее лето я поехала с родителями на море, мама страшно удивилась, что я умею плавать… Мои родители всю жизнь мне удивляются. Тому, что я хорошо училась без посторонней помощи. Тому, что я поступила в медицинский институт. Тому, что вышла замуж за Льва. Тому, что у них внук такой умный, и уже в четыре года научился читать…

– А почему, ты думаешь?

– Да, тут и думать нечего. Мама всю жизнь любила только отца, ходила за ним хвостиком, – у неё и в мыслях не было, заняться, например, своим образованием и хоть как-то продвигаться вперед по жизни. А отец куражился над матерью. По-моему, даже выпивал ей назло. Короче, они всегда были заняты лишь друг другом, и на меня обращали внимание в экстренных случаях. Нет, конечно, у меня все было. Что нужно ребенку. Кроме родительского внимания.

– Наверное, у каждого свое отношение к семейной жизни.

– Вероятно, – соглашается Маргарита. – Только, если от этого не страдает некто третий.

– А если без этого нельзя?

– Можно. Всего лишь подумать, как следует, прежде чем ребенка заводить…

Кажется, свою обиду на родителей Рита собирается пронести через всю жизнь. По большому счету то же самое можно сказать и о ней самой. Разве не страдает Артем от того, что отец с матерью выясняют отношения? Как бы их развод не окончился, ему будет не по себе при любом раскладе…

– Чего ты замолчала? Не согласна со мной?

Странно, Маргарите хочется получить ответ в унисон с её размышлениями, и в то же время она понимает, что Юле для этого придётся кривить душой.

– Давай поговорим о чём-нибудь другом, – предлагает Юля.

– С тобой всё ясно. Вообще-то обычно женщины, чьи отношения можно назвать приятельскими, становятся на сторону друг друга, а ты… Прямо боишься пойти против своих принципов.

– А ты этого хочешь?

Маргарита смущается.

– Как с тобой трудно… Конечно же, мне хочется, чтобы ты была на моей стороне.

– Но при этом, чтобы соврала.

– Ладно, завязываем дискуссию. Ты ни о чём больше у меня спросить не хочешь?

Юля некоторое время молчит, а потом и в самом деле спрашивает то, о чём давно хотела спросить.

– Рита, а ты никогда не хотела учиться на лечебном факультете?

Та на минутку замолкает, уйдя в себя.

– Боюсь, что когда скажу тебе правду, тем самым сразу погашу свой светлый образ в твоих глазах. Ты же у нас идеалистка.

– Но по крайней мере я считаю тебя честным человеком и вряд ли в этом ошибаюсь.

– Допустим.

– Не скажешь же ты теперь, что поступила в медицинский институт не по зову сердца, а в надежде зарабатывать большие деньги?

– Ну, во-первых, я и тогда думала, и сейчас уверена, что платить докторам за работу мизер – пустая затея. Пока человек хочет жить, а обычно жить он хочет, он будет платить доктору за то, чтобы тот лечил его получше: то есть, прописывал самые эффективные лекарства, старался, чтобы они поменьше травмировали его организм, чтобы был внимательным, своих пациентов откровенно жалел, а не смотрел пустыми глазами на манер моего Людвига…

– Рита, вот так ты всегда! Когда хочешь меня обдурить, уводишь разговор в сторону.

– Не нравится? Вот и мне не нравится, когда ты сворачиваешь нашу с тобой дискуссию, потому что, видите ли, слишком принципиальна!

– Ну, ладно, один-один. Так ты не ответишь на мой вопрос?

– Ну, при чем здесь обдурить, детка? Просто я думала, что мы с тобой не торопимся, до шести часов ещё два часа, и я не спеша расскажу тебе, почему перешла с лечебного на стоматологический. Да-да, я на нём училась…

Она передразнивает:

– Я считаю тебя честным человеком! Разве человек не может быть и честным, и практичным? И, в конце концов, в чём-то не уверенным… Короче, когда я только училась на первом курсе, стала прислушиваться к разговорам людей, которые делятся друг с другом мнением о своих лечащих врачах. И чего только не услышала. Когда шутят насчет своего кладбища у каждого врача, это воспринимается как шутка. Но когда сталкиваешься с человеком, который чуть сам не попал на это кладбище, или имеет там кого-то из своих родных… Брр-р, мурашки по коже… Я бы могла тебе на эту тему много чего понарассказывать, потому что такие случаи в конце концов почти стала коллекционировать.

– Ну, народный фольклор – это же не всегда правда. Или точнее, не вся правда.

– При чем здесь фольклор? Это случаи из жизни. Как-то я услышала от женщины из одного приморского города про некого врача-терапевта по фамилии не то Гришкина, не то Гришаева, которая, несмотря на свою молодость, имела уже в городе вполне приличное собственное кладбище…

– В каком смысле?

– В смысле, мертвых, которых она благодаря своим знаниям – или точнее, незнаниям – лихо отправляла на тот свет… Одному мужчине она постоянно ставила диагноз – дисбактериоз, пока не довела его до неоперабельного рака кишечника. А у его жены не смогла определить четырнадцати недельную миому…

– Да ты что! – ахнула Юля.