Шерон дернулась, стараясь всплыть. Но вместо этого толща странного моря перевернулась под ней.

…Она стояла, щурясь от серого утреннего света, едва льющегося сквозь плотные облака. Вокруг властвовала зима, такая, какой она ее всегда знала. Снежная, морозная и безучастная к живым. Которой безразлично, переживет ли ее человек или умрет, замерзший и укрытый саваном вьюги.

Но Шерон не ощущала холода, хотя и была по щиколотки в снегу, среди могильных плит, занесенных и скорее угадывающихся под сугробами, чем видимых.

Впрочем, ей не надо видеть мертвых, чтобы знать о них. Они здесь: спали и страшились, что пришедшая возвратит их, превратит в чудовищ, заставит служить.

Никто не хочет становиться рабом, подчиняться чужой воле.

Даже ушедшие на ту сторону.

Мороз лизал щеки, не стоило и дальше находиться без движения, и поэтому она начала делать осторожные шаги, стараясь не наступать на могилы. Снег набивался между ботинками и щиколотками, начал таять, протекая холодной неприятной влагой ниже, к ступням.

– Ты заблудилась, – прошептал знакомый голос в голове.

Она резко подняла левую руку и уставилась на запястье, которое нежно охватывал черный браслет. Нежно, но цепко, словно скорпион схвативший лапками добычу и вот-вот собирающийся воткнуть под кожу жало.

– Почему ты со мной? – Шерон помнила, что не надевала браслет.

– Потому что нужен.

– Ты опасен.

– Меня не делали врагом для таких, как ты. Я друг. Я помогаю тебе, а ты даруешь мне смысл существовать. Мы вместе.

Вместе… Шерон не забыла ту силу, что позволяла ей одним щелчком пальцев поднять весь даират – тысячи мертвых, готовых противостоять ирифи. То чувство опьянения, когда становилась могущественной…

Могущество. Ведь именно оно ее так страшило. И то, что она потеряет себя, захлебнувшись в нем.

Тихий смех стал ей ответом.

– Так вот чего ты страшишься, тзамас? Потерять себя? Измениться?

– Что смешного?! – зарычала Шерон.

– Посмотрись в зеркало, дочь белого огня. Загляни в свои глаза. Ты уже изменилась, но даже не заметила этого. Ты другая. Истинная тзамас. И ты все еще ты. Та, что некогда создала меня из праха, пепла, надежд, радости, металла упавшей звезды и магии той стороны, дала мне силу, ибо я проводник желаний тзамас. И многие, кто после первой надевали меня, исчезали. Переставали быть собой. Превращались в зверей, движимых костями, страстями и грезами смерти. Все они сгорали и становились пеплом. Но не ты. Ты сильна. Ты достойна, чтобы я был твоим другом.

Защелка слабо цокнула, и хватка браслета на запястье ослабла.

– Я не враг, – вновь прошептал он. – Поступай как считаешь правильным.

Указывающая сняла его и сунула в сумку, как можно глубже, прошла несколько шагов, хмурясь, и вернула браслет обратно на руку, с силой защелкнув замок, ощущая холод и гладкость металла на коже. А также то, что проиграла.

Не ему.

Самой себе.

– Где мы?

– Не знаю. Тебе решать, куда идти и с кем оставаться. Смотри и слушай.

Смотреть? Она не видела ничего необычного. Небо цвета стали. Бледное утро. Кладбище, забытое всеми. Низкая покосившаяся ограда. Снежное поле. Какая-то деревня. Все еще спящая, застывшая между ночью и днем. Далеко впереди черная стена запорошенного леса.

А потом Шерон услышала. Вскрик. Голодное урчание. Яркий огонек чьей-то жизни, трепещущий на сильном ветру, вот-вот готовый погаснуть.

А еще она поняла, что это кто-то знакомый. Родной. Очень близкий.

Найли?! Мильвио?! Йозеф?! Димитр?! Отец?!

Пускай двое из них мертвы, но указывающая знала, что в этом странном месте возможно все.

Она не колеблясь шагнула к ограде, и та обросла тенями, как роза обрастает шипами. Рванула вверх, щерясь острыми гранями, крючьями, лезвиями и пиками. Закрывая путь.

Это не могло остановить ее. Только не сейчас. Не с той силой, что служила ей.

Щелчок пальцев – и могилы с двух сторон от Шерон лопнули комьями промороженной земли, выбравшиеся мертвые врезались друг в друга, проламывая грудные клетки, цепляясь костями, выпуская отростки мертвой плоти, набирая массу, становясь единым целым.

Грохот за спиной, бесконечная череда взрывов могил. Летит земля, трещат гробы, и новые мертвые встают по приказу. Сливаются друг с другом, а потом получившиеся – между собой. Существо, что в итоге обрушилось на стену, оказалось больше и массивнее дробителя костей. Оно влилось в тени, насаживаясь на пики, получая страшные бескровные раны от рвущих его шипов, полыхнуло белым светом, уничтожая преграду.

И Шерон покинула кладбище через рваную дымящуюся дыру исполинского забора, спеша, потому что огонек все так же трепетал под ветром, вот-вот собираясь затухнуть.

Ее перенесло сразу на сотни ярдов, сквозь мечущиеся силуэты всадников и лошадей. И, оказавшись перед бездной, указывающая заглянула в нее.

Увидев не Найли, Мильвио, Димитра, отца или Йозефа, а… какого-то человека.

Он висел над пропастью, впившись побелевшими пальцами в ветви накренившейся, едва держащей осины. На нем была меховая шапка, полушубок, теплый плащ, кавалерийские штаны и сапоги. На поясе кривой меч. А глаза были чужие и совершенно незнакомые. Ярко-голубые.

Указывающая протянула руку незнакомцу, что вот-вот должен был рухнуть в бездну. Но тот смотрел на пришедшую с сомнением.

– Ну же! У тебя не такой уж и большой выбор.

И тогда голубоглазый решился и крепко, до боли, вцепился в запястье Шерон, та потянула, выволакивая его из ловушки, и все вокруг затянул туман, хватка ослабла, и кто-то из них вскрикнул, когда солнце погасло.

Шерон почувствовала, что земли снова нет под ногами, она медленно падает вниз, сквозь толщу теплой мутно-коричневой воды, и уже видно дно. И бесконечные ряды темных веток.

Нет. Не веток. Костей, ставших черными от времени. Тел, больше похожих на дубовые колоды, волос на черепах, колыхаемых течением. Дно приблизилось, открывая ковер из мертвых, что устилали его. И она встретилась взглядом с тем, кто схватил ее…

И был вечер.

Она больше не в толще воды, а над равниной. Летней, пряно пахнущей после целого дня жаркого солнца. Все еще стрекотали кузнечики, бесчисленные полчища их песен звенели в ушах. Холмы вдалеке едва-едва лизнул кармином закат, и совсем скоро он коснется травы, седовласые волны которой неслись по приказу восточного ветра.

На этот раз она отчего-то знала, где находится. Прекрасно представляла, как выглядит эта безграничная территория в полдень или при свете полной луны. Бесцветно. Призрачно. Легендарно.

Бледные равнины Даула, веками скрытые под телом моря, лежали перед ней как на ладони.