– Ты что, и вправду кого-то угробил? – недоверчиво хмыкнула Лавиани. – Тот веселый наивный парень, что встретился мне на пыльной дороге, не очень-то походил на… кхм. Вид у тебя как у побитой собаки. Ладно, потом будешь думать, как объясняться. Если я вообще тебе от нее хоть что-то оставлю… Вариантов у нас сейчас немного. Можем наладить жизнь здесь, на корабле: удить рыбу, переругиваться друг с другом и превратить его в свой дом. А потом, конечно, сдохнуть. Думаю, очень долго ждать не придется. Либо попытаемся добраться до берега.

– Как мы доберемся до берега? – Указывающая посмотрела на маслянистую гладь. – И главное, где он?

– Там. – Сойка махнула на запад. – Где-то за деревьями и туманом. Я отправлюсь вплавь, посмотрю, что да как.

– Сейчас зима, – напомнила Шерон. Она хмурилась, глядя на низкое, серое, как после дождя в середине осени, небо. – И здесь холодно. Особенно если сравнивать с Карифом. А если берег в лиге от нас? А если ты не найдешь обратную дорогу?

– Я хорошо плаваю и не боюсь холода. Ну подберите какой-нибудь котелок и стучите в него, чтобы я вас услышала. А когда вернусь, станет понятно, что делать дальше. Хотя бы в какую сторону плыть. Разломаем доски, возьмем пустые бочки, соорудим плот и доберемся.

– Мы потеряем на это много времени. Они уйдут очень далеко.

– Что ты предлагаешь?

Шерон ощутила слабость. Желание. Снова голод. И тихий, довольный смешок.

Оставалось непонятным, смеялось ее «я» или то, что желало стать с ней единым целым.

– Верни мне его. – Казалось, губы помимо воли произнесли слова.

Словно кто-то заставил. Подтолкнул. Но Шерон знала, что это ее решение, и она осознает и последствия, и свою ответственность за все, что может случиться.

За все, что случится.

– Что ты задумала?

– Дакрас…

– Ну конечно, – прикрыла глаза сойка. – Кто же, как не она. Дакрас.

Молчание.

– Уверена?

Тэо, не понимающий, о чем идет разговор, терпеливо ждал, не задавая лишних вопросов.

– Отдай.

С тяжелым вздохом, словно оказывала невероятное одолжение приговоренному к смерти, сойка полезла в свою котомку, намереваясь извлечь из нее разом помост, плаху, топор и палача с двумя помощниками.

Шерон тем временем закатала левый рукав темно-коричневой рубахи, обнажая тонкое загорелое запястье. Лавиани бросила на него быстрый взгляд и недовольно поджала губы:

– Не особо заметно улучшение. Хотя времени-то прошло уже порядком.

На запястье у девушки красовался круговой алый рубец, столь яркий, что в первый миг его можно было принять за шерстяную нитку, которые по обычаю носили замужние алагорки в западной части этого герцогства. Сразу за рубцом виднелся широкий опоясывающий синяк цвета грозовой тучи, почти черный, жуткий, словно гниющая плоть.

Сойка бросила браслет, та ловко его поймала и защелкнула на запястье, затем несколько раз в задумчивости сжала пальцы в кулак, словно привыкая к руке. Тэо почувствовал, что у него пересохло во рту, так как серые глаза Шерон залило молоко.

Они стали… Белые. Жуткие. Неживые.

– Каждый раз внутренне вздрагиваю, – пожаловалась сойка. – Ты не можешь как-то исправить это?

– Не могу. – Голос у Шерон стал ниже, и появилась хрипотца, которой до этого циркач никогда не слышал.

– Потерплю исключительно ради тебя, рыба полосатая. Что-то еще сделать?

– Нет. Просто не мешайте, пожалуйста. – Указывающая откинула упавшие на лицо волосы, собрала их на затылке, перетянула шнурком, который достала из кармана. – Хотя, если несложно, найдите еду. После всего этого я буду умирать с голоду.

Рот наполнился слюной, и указывающая сглотнула, а после потянулась к мертвым огням, что веками лежали под водой, страшась прихода такой, как она. Она касалась одного за одним, грубо встряхивала, пробуждая, возвращая с той стороны, заставляя быть покорными.

Чужая ненависть за то, что забрали покой, поработили, вернули в давно покинутый мир, страшной болью отозвалась в ее позвонках, и дополнительным крещендо, нарастая, желудок пронзил кинжал лютого голода.

Зрение раздвоилось. Три, десять, двадцать… сто. Она смотрела на вселенную множеством глаз и едва не потеряла сознание от головокружения и полной утраты себя в пространстве. Радуясь, что заранее села на доски накренившейся палубы, разжала правую руку, и игральные кости скатились с ладони, стуча гранями, запрыгали по откосу, но внезапно изменили траекторию, не подчиняясь обычным законам мира, и поползли вверх.

Краем уха Шерон услышала слабый шепот:

– Это ведь другие? Прежние были меньше.

– Потом, – только и сказала Лавиани.

Указывающая сильно щелкнула пальцами левой руки, белой от охватившего ее света. Кубики засияли, сгущая воздух вокруг себя, как и предупреждала Дакрас, но мир вновь стал понятным. Единым. Теперь она могла смотреть как Шерон из Нимада и в то же время легко перемещаться между слугами, переходя к глазам одного или другого.

Браслет пульсировал, тепло грел ее запястье, и девушка чувствовала, что он доволен, точно ласковый кот. Едва ли не урчит, не ластится, благодарит за внимание, оказанное ему. Сила той стороны проходила через указывающую, она могла щедро черпать мощь и не скупилась.

Зеркальная, похожая на темно-зеленое стекло, странно неподвижная вода закипела вокруг корабля. Появилась одна голова, затем другая, и через несколько мгновений все открытое пространство оказалось заполнено непонятными угольно-черными «пеньками». Скалящимися, шипящими, щелкающими редкими зубами и пронзающими живых взглядами пустых глазниц.

– Дери меня шаутты, рыба полосатая! – не сдержавшись, воскликнула Лавиани, подавшись вперед, не веря своим глазам. – Да сколько же их тут?! Откуда?!

Она понимала, что Шерон не врала, но до последнего не верила, что где-то на дне лежат мертвые со времен, когда Вэйрэн и Шестеро ходили по земле. По всей логике от них мало что должно было остаться, но магия этой воды плевать хотела на разум.

Они походили на старые сапоги. Черные, расползшиеся, с ярко-рыжими, медными, блестящими в тусклом свете дня волосами. Лавиани слышала о подобном, когда людей из прошлых столетий доставали из торфяных болот. Их плоть чернела, а волосы, наоборот, становились яркими, часто огненными.

Мертвые двигались к ним со всех сторон, по отмели, вырастая из воды зловещими угольными силуэтами, а вода за ними колыхалась, извещая о тех, что брели в глубине, по дну.

Лавиани наблюдала за их приближением с мрачным недовольством, вытащив фальчион из потертых ножен. Она взвесила его в руке, оценивающе изучая возможных противников, думая, что делать, если Шерон упустит контроль над этим ужасным валом, и тут до нее дошло: