Вот этими-то чудовищами родители Рико совсем замучали. Туда не ходи, здесь не сиди, а лучше всего трудись усердно.

В общем, по всему выходило, что этот самый Серапион напророчил многое. Ходил он от города к городу, от села к селу и всюду возглашал в своё время признаки этих самых Дней, будь они неладны. Откуда пророк этот взялся и куда потом делся, книги умалчивали, на гравюрах представал сурового вида худощавый старик – ну да все пророки примерно такими и были.

Однако чудовища и впрямь объявлялись, только где-то далеко; отец Мессано улёгся обратно в могилу и больше уже не беспокоил. Жизнь шла, Дни Последние всё не наступали, пока… Короче, в этом году на Схождение отец Северино вместо мессы долго молчал, стоя перед паствой, – так долго, что люди запереглядывались, всё ли с ним хорошо. Рико успел понадеяться, что мессы не будет и всех отпустят по домам. Да как бы не так!

Отец Северино наконец отмер и поднял дрожащую руку. Стало ясно, что он очень, очень взволнован – аж трясётся весь и едва языком шевелит. Святой отец, надо признать, и раньше-то не блистал красноречием, иначе не проторчал бы всю жизнь деревенским пастырем здесь, в Кьеза, а служил бы Спасителю, к примеру, в огромном монастыре Всех Сил Святых, который, говорят, самый большой из всех монастырей и величайшее чудо света. Рико дорого бы дал, чтобы однажды его увидеть.

– Дети мои… в-возлюбленные! Не думал я, ох… не д-думал, что принесу вам благую весть! Н-не верил, покуда отец Бенедикт… сам отец Б-бенедикт, правая рука настоятеля монастыря нашего, да! Не донёс до меня, недостойного, весть эту, прямо в сердце поразившую!

В храме зашептались – никак бедный старик умом повредился? Какая такая благая весть?..

– Д-дети мои! Се грядёт спасение! Всеобщее спасение! Спаситель в м-милости своей увидел наши, ох… н-наши труды и услышал молитвы! И се… ох… Се грядут Силы его, и спасёмся мы все, здесь, при жизни!.. Последние Дни приходят, поистине Последние, но и радость с ними в-великая, д-дети мои! Радость!..

Рико стоял ни жив ни мёртв. Что это всё значит? Спасутся, как учила святая Церковь и как объяснял ему отец, когда вечером иногда Рико приставал к нему с вопросами – спасутся лишь те, кто всю жизнь прожил праведно, молился, не нарушал Заповеданного, каялся. И то спасутся после смерти, в новой, другой жизни во Спасителе.

Но чтоб при жизни, здесь и сейчас – это как?!

Похоже, что у взрослых возникли те же мысли, потому что потрясённая тишина очень быстро сменилась взволнованным гомоном.

– Я всё скажу, д-дети мои… Всё сейчас об-бъясню… Игнис, мир наш, – б-благословен, и самим, ох… самим Спасителем избран, д-дабы нести свет спасения д-дальше. В д-другие миры, другим людям… Всем, всем нести великое Спасение! Избраны мы!

– А как нести-то? – кто-то рискнул перебить святого отца.

– Дни Последние наступают не только у-у нас, дети мои… там, за небом, грешники да отступники, кто Слово Святое забыли… но не можем мы, в-верные чада Его, только о себе лишь думать – не тот спасётся, кто лишь о себе п-попечение имеет, но тот, кто других спасти тщится, даже и против их воли. Ибо впавшие в грех, в заблуждение… во мраке блуждают, п-пути… ох, пути не ведая. Вот и понесём им светоч истинной веры, и все, все как один м-молиться станем… за тех, кто великим походом за небо пойдёт, великим путём…

– А дальше что?..

– Потом, ох, д-дети мои… Избраны мы и благословенны… Ибо все спасутся во Спасителе, а мы, Игнис, источник б-благодати… мы и так получим жизнь вечную, счастливую. П-прямо здесь… Когда потерянное сыщется, любимые воротятся из смертной тени, да не так, аки отец Мессано, а п-подлинно живыми, как были в цвете лет своих… все будем яко дети радоваться здесь, на наших п-полях… лучезарных…

Рико невольно почесал в затылке. Любимые воротятся – это что, и его пёс Черныш воскреснет? Хороший был пёс, но прошлой осенью умер от старости, и Рико потом весь вечер тайком плакал в сенном сарае. И назавтра тоже немного плакал.

Вот это было бы здорово, если б Черныш вернулся!

А остальные? Прабабушка с прадедушкой, что ж, молодыми воскреснут? Это, конечно, хорошо, да только как же они его, Рико, помнить-то будут?

– В Д-день Схождения святого Огня отворятся д-двери, и явится на свет воинство Спасителя… Д-должно нам радостно г-готовиться к этому дню, ибо… ибо после все мы с-спасёмся и спасём многих и многих! Радуйтесь, д-дети мои!

С того и началось. Жизнь как-то незаметно переменилась: вроде дела остались те же самые, а настрой совсем другой, как будто и впрямь спустилась с небес благодать – так мать говаривала, вечером убирая остатки еды в шкап. Рико понимал – если раньше все знали, что спасутся когда-нибудь потом, после смерти, то теперь это время придвинулось близко-близко. Он и сам на себе почувствовал – даже подзатыльники стали реже прилетать (хотя «Рико-бездельник» никуда не делось).

Он и сам уже не старался улизнуть от работы или сделать её тяп-ляп – старался. Хотя не очень-то представлял себе, что будет в Летний огонь, что за двери откроются и что за воинство сойдёт. Монахи-то да святые отцы Спасителевы отродясь не воевали – ну, кроме совсем стародавних времён, если верить отцу Северино.

Друг Нино считал, что двери эти, несомненно, небесные, а воинство – наверное, ангелы Спасителевы, кто ж ещё? Рико сомневался. Ангелы Спасителевы вроде как не воюют, а занимаются другими делами – приносят благие вести, карают грешников, сопровождают Спасителя. И хоть у некоторых есть мечи – вон, даже храм в Кьеза святого Меча! – но отрядами они не маршируют. Нет, говорил Рико, воинство будет точно монашеское, небось они там, в монастырях, всё умеют, даже биться.

С кем биться – тоже было понятно, с отступниками, с еретиками беглыми, что от света правды и истинной веры бежали кто куда. А вот что будет после с ними, с верными, тут, на Игнисе – оставалось непонятно. Ежели все мёртвые вернутся, то хватит ли на всех места?..

Нино говорил, что точно хватит, ибо праведным всем отойдут необозримые пространства под иными небесами, где сейчас как раз один мрак да жуть с неправдой. А вот чем они станут жить сами, в чём то «спасение» будет, которое при жизни?..

На этом месте друзья всегда переходили на другие темы, потому что ответа не знал и сам отец Северино – только мямлил, как обычно, что, дескать, жить будем, как живём, с грехами биться, с несправедливостью, с ересью. Да какие же грехи, если Спасение уже наступило?! И грехи, и ереси побеждены?..

Словом, разговор сам собой поворачивал к вещам более понятным – к примеру, скоро ли поспеют яблоки в саду у старого Пьетро (старик был глух как тетерев, и мальчишки без зазрения совести таскали у него яблоки); или – на что лучше ловится форель в дальнем ручье, или – как вырезать из дерева настоящую повозку с конями.

Однако День Схождения святого Огня приближался, и приближался совсем не так, как обычно.

Ни тебе качелей, ни карнавала, ни печёного гуся. Село притихло, отец Северино ходил от дома к дому, пошатываясь, но отнюдь не перебрав, как раньше случалось, красного винца, а и впрямь словно от усталости, точно тянул незримый, но неподъёмный груз. Все молились – молились постоянно, когда не надо было что-то делать. И речи все шли только о грядущем Спасении.