Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотри! Вот дураки-то!
Гости убирают лорнеты.
— Позвольте представиться! — Рот астматически приоткрыт, держит паузу.
— Давайте, давайте! — Катуар захлопывает альбом звуком выстрела.
И гости, каждый делая лейб-гвардейский шаг вперед-назад, называют себя:
— Хаховский.
— Дрылеев.
— Бездушев.
— Муравьев-Обстол.
И последним, выдержав губы гувернантской гузкой, произносит свою фамилию солист:
— Пездель!
Катуар поднимается, делает книксен прямо на тахте, разведя кринолинными пальцами в стороны оранжевые штанины:
— Статс-дама фон Катуар! Только руку мне целовать не надо, я еще не сделала маникюр.
Пятеро тщательно оглядывают мою комнату. Будто ищут в потемках кого-то.
— Значит, здесь и творит знаменитый Марк Энде! — Пездель улыбается и мгновенной улиткой сворачивает губки. — Вон за тем ноутбуком, да? Bien!
Я, словно обмазанный бабушкиным тестом, замер у окна. Мне неприятны пятеро фигляров, но хочется узнать, что будет дальше. Обморочная драматургия.
— Марк, а кто эти милые люди? — спрашивает Катуар. — Почему они вдруг помешали нашему счастью?
Пездель целует вечерний воздух и восклицает:
— Нас пока никто не знает. Но благодаря господину Энде скоро узнает. А вы, сударыня, тем временем могли бы похлопотать, предложить нам чаю или саке.
Катуар садится и принимает позу тихого лотоса:
— Если только Марк распорядится. Марк?
Сквозь тесто я произношу:
— У нас только две чашки.
— Тогда поговорим без чая и без саке! — губы Пезделя нервически вибрируют. — Марк, вы готовы? Марк!
Будь он проклят. Я никогда не могу противостоять чужому аппетиту, я уверенный и наглый, только когда нетрезв или хорошо пропитан соусом восторгов. «Марк, вы наш лучший сценарист! Пишите, нам без вас не жить!» Но когда фигляр презренный напирает, я становлюсь все меньше-меньше-меньше. Я бездарен, я сдаюсь. Тот же Карамзин кушал меня, как бычка, с наслаждением. До самого хвостика. Я лишь зажмуривался. Этот Пездель точно знает, что со мной надо делать.
И тянется моя рука к затылку.
— Господин Энде! — Пездель будто играет в гестаповца из старого советского кино, сатирически искривляя рот. — Нам хотелось бы переговорить с вами в приватной обстановке.
— Разве здесь недостаточно приватно?
— Мы предполагали застать вас одного.
Катуар теребит лапки Лягарпа, она видит, что я уже завиваю пальцами волосы на затылке.
— У Марка от меня секретов нет.
Пездель улыбается, скверно растягивая губы.
— Bien! Тогда я перейду к предмету. Но надеюсь, что вы, сударыня, сумеете сохранить в тайне то, что услышите в этой комнате. Впрочем, даже если и поведаете кому-то — любой воспримет это либо как шутку, либо как изложение очередной пиесы господина Энде.
— Говорите уже! — Катуар подбрасывает Лягарпа. — Аесли мне станет скучно — пойду на кухню. Помою все две чашки, например.
Пездель обходит вокруг тахты, упражняя рот, магически шевеля пальцами. Остальные четверо скрестили руки на груди и опустили подбородки. Ритуал комических масонов.
Пездель останавливается у вазы, склоняется и нюхает песок.
— Азовское море… Этот климат сгубил императора Александра Павловича. Если, конечно, верить тому, что он умер, а не сбежал от бремени престола.
Пездель тихо смеется, как сумасшедший на кладбище. Остальные четверо хранят молчание, смотрят в паркет.
Пездель поворачивается ко мне, и обрывает смех:
— Мы готовим государственный переворот. Страна едва преодолела Депрессию, но грядет новая, страшнее прежней, которую Россия не переживет. Нашей несчастной державе предстоит крушение и перерождение. Вы читали Льва Гумилева? Конечно, читали. Не зря столько жили в одной усадьбе с профессором Бурново. И теперь вы нам нужны для создания устрашающего сценария, который приблизит конец. Нельзя затягивать.
— Какого сценария?
— Наш план таков. Сперва происходит несколько жутких событий, таких, чтобы властная чернь осознала: действует могущественная организация, которая не остановится ни перед чем. События должны быть спланированы настолько изощренно, что…
— Слушайте! — Катуар хохочет, тискает Лягарпа. — Унас с Марком сегодня совсем иные планы на вечер…
Пездель чуть кивает ей, вытянув губки.
— События должны быть спланированы настолько изощренно, чтоб мир был потрясен их страшной красотой. Вы, Марк, сможете нам помочь — с вашим дьявольским гением. Вы не очень опрятный человек, но истинный педант в деталях. Я знаю, что каждая смерть в ваших сценариях готовится, как в лаборатории. Вы убиваете нежно, с любовью.
В беззвучной тревоге я дергаю волосы на затылке. Мой внутричерепной колокол снова начинает раскачиваться.
— Как я вам помогу? — встряхиваю головой. — Я вообще ничего не понимаю… Какая организация? Это все чепуха какая-то…
— Это не чепуха отнюдь. И, слава Богу, у нас есть поддержка среди представителей самых здоровых и безжалостных сил в элите российского общества. О, простите! Я в этой суете забыл назвать нашу организацию. Имя ей — «Союз Б».
— Вы прочитали мой сценарий?
— Ваш сценарий прекрасен, но пока ущербен. Вы не поставили ясных целей перед «Союзом Б». Мы не стали дожидаться второй серии и явились прежде, чем вы напишете ее. Марк, к черту кино! Не отвлекайтесь на пустяки. Давайте делать жизнь! У вас в руках великий шанс.
— Кто дал вам мой сценарий?
— Марк, какое это имеет значение? Это, право же, несущественно. Это вздор. Мы преклоняемся перед вашим талантом и приглашаем вас отвлечься от праздных выдумок и творить по-настоящему. Что и есть мечта любого драматурга. Разве не наслаждение увидеть, к примеру, как наяву разрушается громада МГУ?
— Наслаждение?
— Да. В первую очередь мы ставим перед собой сугубо эстетические задачи. Мы мыслим образами. Державе нашей — я повторюсь — в нынешнем состоянии не суждено долго жить. Эсхатологические предчувствия отнюдь не сон, не утренний туман. Но нынешняя агония России скучна, томительна, бездарна. Так пусть она умрет красиво! А на руинах будет выстроена иная цивилизация, с другими ценностями и законами. И, вероятнее всего, под другим именем. Мы, пятеро основателей «Союза Б», готовы взять на себя всю ответственность за это великое крушение с тысячами жертв…
Катуар поднимается на тахте, раскручивая с самурайской одержимостью Лягарпа за лапку:
— А ну, все пятеро, пошли вон отсюда! Быстро!
Пездель облизывает губы бледным языком: