– Дядя Майкл, что случилось?

– Привет, малышка, – слабым голосом ответил он. – Выглядишь великолепно.

Майкл рухнул на бархатный диван, уперся локтями в колени и обхватил голову руками.

– Что случилось, дядя Майкл? – снова спросила Мона.

Она явно боялась прикоснуться к нему и поэтому присела на краешек ближайшего стула.

– Это Роуан, – ответил Майкл. – Она лишилась рассудка, и я не знаю, сможем ли мы на этот раз вернуть ее. Это хуже всего, что было раньше.

Он посмотрел на меня:

– Я пришел сюда, чтобы просить тебя о помощи. У тебя есть над ней власть. Прошлой ночью ты ее успокоил. Вероятно, ты способен сделать это еще раз.

– Но что с ней произошло? – спросила Мона. – Она снова в кататоническом ступоре?

В сознании Майкла я уловил только какие-то путаные картинки. Вопрос Моны его разум, как мне показалось, не воспринял. Оставалось довольствоваться его словами.

– С ней сейчас Стирлинг, – сказал Майкл, – но ему не справиться. Утром она настояла на том, что хочет исповедаться. Я позвал отца Кевина. Около часа они оставались наедине. Естественно, он никому не расскажет о том, что она говорила. Если вас интересует мое мнение, то, думаю, отец Кевин сам на грани. Нельзя обычного священника, такого, как отец Кевин, привести в такую семью, как наша, и ожидать, что он уцелеет, что он что-то объяснит или что он будет способен исполнить свое предназначение. Это несправедливо.

– Майкл, а что делает Роуан? – спросил я.

Майкл меня не услышал.

– Мэйфейровский медицинский центр, – продолжил он, – она работала там как одержимая, ты знаешь, – он посмотрел на Мону. – Или знала об этом. Но никто не понимал, что она работает до полного изнеможения, так, что в ее душе, в ее мозгу не остается места ни для чего, кроме проблем Центра. Это абсолютная преданность профессии, но это и бегство от всего остального.

– Мания, – тихо произнесла потрясенная Мона.

– Именно, – подтвердил Майкл. – Ее публичный, профессиональный имидж и есть она сама. Изнутри Роуан полностью дезинтегрирована. Или связана с секретами Мэйфейровского центра. А теперь этот срыв, полное отключение от внешнего мира, безумие. Вы понимаете, сколько людей пользовались ее энергией? Воспринимали ее как образец? Она создала мир, который зависит от нее. Члены семьи со всех концов света съезжаются сюда изучать медицину. Строится новое крыло больницы. Разработана программа изучения мозга. Роуан курирует четыре научных проекта. Но это далеко не все, я и половины не знаю. Вот так человек забывает о себе, а потом случается такое…

– Что конкретно произошло? – настойчиво спросил я.

– Весь прошлый вечер она лежала в кровати и что-то бормотала. Я не мог разобрать, что именно. Она не разговаривала со мной. Не выходила из этого состояния. Не стала переодеваться, есть или пить. Я лег рядом, как ты мне посоветовал. Обнял ее. Я даже пел ей. Знаете, у ирландцев так принято. Мы поем, когда нам грустно. Странная вещь. Я думал, что один такой, а потом понял, что все Мэйфейры так поступают. Наследие Тирона Макнамары через дядю Джулиена. Я пел ей печальные песни. Потом уснул. А когда проснулся, Роуан рядом не было.

Я нашел ее в саду, на лужайке под дубом. Босая, в шелковом костюме, она без остановки рыла землю в том месте, где были закопаны останки… – Майкл посмотрел на Мону. – Она была босая и копала большой садовой лопатой. Она бормотала что-то об Эмалет и Лэшере и проклинала себя. А когда я попробовал ее остановить, она меня ударила. Я пытался напомнить ей, что останки переместили по ее желанию. Как только Мэйфейровский центр открыли, она вызвала команду, чтобы избавиться от них.

– От Эмалет и Лэшера? – попытался уточнить я.

– Я помню, – сказала Мона. – Я была там, когда это случилось.

– В тот день она словно обезумела, – сказал Майкл. – Твердила одно и то же. Говорила, что принадлежит Таламаске. Они просеивали землю, как археологи. Да, ты их видела. И этот запах… он был такой сильный.

Мона старалась не разреветься. Я сочувствовал им обоим. Они были пленниками одних секретов.

– Продолжай, – сказала Мона.

– Я пытался напомнить ей об этом. Они все там перекопали. Что нашли – отнесли в Центр. Казалось, она не понимает, о чем речь. Я пересказал ей все, что она мне тогда сообщила. Это были хрящи, хрящи, принадлежавшие очень гибким особям… Там не было никаких следов преступления! Но она не слушала. Ходила туда-сюда и говорила сама с собой. Сказала, что я не знаю, кто она. Она всегда мне об этом говорила. Опять начала рассказывать о вступлении в Таламаску, об уходе в Орден. Словно это был какой-то монастырь. Она говорила, что принадлежит Таламаске. В давние времена женщин, если они совершали какой-то дурной поступок, заточали в монастырь. Она говорила, что ей надо написать завещание в пользу Ордена и тогда они примут ее. Примут безумного ученого, потому что она и есть безумный ученый. Мона, она не верит в то, что я способен понять ее. Не верит, что у меня хватит сил простить.

– Я знаю, дядя Майкл.

– Для нее я всего лишь безгрешное дитя. – Голос Майкла дрогнул. – А потом она сказала самое страшное.

– Что? – спросила Мона.

– Она сказала, что ты… Ты мертва.

Мона промолчала.

– Я твердил ей, что с тобой все в порядке. Что мы видели тебя. Что все хорошо, ты излечилась. А она все трясла головой и повторяла: «Ее больше нет среди живых».

Майкл посмотрел на меня:

– Лестат, ты пойдешь со мной?

Это меня несколько удивило. Обладая недюжинной интуицией, этот человек видел во мне только то, что хотел видеть.

– Ты поговоришь с ней? – спросил он. – Ты так успокаивающе на нее действуешь. Я видел это собственными глазами. Если бы вы с Моной пришли. Возьмите Квинна. Роуан любит Квинна. Роуан немногих жалует своим вниманием, но ему она всегда симпатизировала. Может быть, потому что он способен видеть призраков, я не знаю. Может, потому что они с Моной любят друг друга. Ей Квинн понравился сразу, в тот день, когда несколько лет назад первый раз зашел за Моной. Она всегда верила в него. Но, Лестат, если бы ты мог поговорить с ней… И Мона… Если бы ты приехала, чтобы она убедилась, что ты жива и с тобой все в порядке, просто обняла бы ее…

– Майкл, послушай меня, – сказал я. – Я хочу, чтобы ты поехал домой. Квинн, Мона и я – мы должны все это обсудить. Мы приедем или позвоним сразу, как только сможем. Уверяю тебя, мы все очень беспокоимся о Роуан. Теперь все наши мысли связаны только с ней.

Майкл откинулся на диване с видом побежденного, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Я надеялся вернуться вместе с вами, – прошептал он.

– Поверь мне, – сказал я, – наша маленькая консультация не займет много времени. На нас можно положиться. Мы скоро приедем или свяжемся с тобой. – Я запнулся и добавил: – Мы любим Роуан.