– Нет, – ответил я. – Ты принесешь эту жертву, Роуан.

Ты подошла к самому краю, но ты возвращаешься. Ты должна вернуться. Сама.

Она пробежала пальцами по моей спине, словно пыталась нащупать мягкую, как у смертных, плоть. Ее голова лежала на моем плече. Дыхание было прерывистым – казалось, она всхлипывает.

– Роуан, – продолжал протестовать я, – сейчас не время. Оно придет. Я буду ждать, я буду рядом.

Она посмотрела мне в глаза.

– Ты говоришь правду?

– Да. Ты не потеряешь то, что я должен тебе отдать, Роуан. Просто сейчас не время.

Небо окрасилось нежным розовато-лиловым светом. Листья казались мне раскаленными. Я ненавидел это.

Я сел и нежно усадил ее рядом. Травинки прилипли к ее телу, волосы были так чудесно взъерошены, а в глазах отражалось наступающее утро.

– Естественно, может произойти тысяча событий, – сказал я. – Мы оба это понимаем. Но я буду начеку. Я буду ждать. И когда время придет, когда ты действительно сможешь оставить все это, тогда я приду за тобой.

Она опустила глаза, а потом снова посмотрела на меня. Лицо ее было нежным и печальным.

– А до этого я тебя не увижу? – спросила она. – Мы больше не сможем встретиться?

– Может быть, где-нибудь, – ответил я. – Но наши встречи никогда не будут долгими. Я буду оберегать тебя, Роуан. Ты можешь на это рассчитывать. Наступит ночь, когда я поделюсь с тобой Кровью. Обещаю. Я принесу тебе Дар Тьмы.

Я встал, протянул ей руку и помог подняться.

– Я должен идти, любимая. Солнечный свет – мой смертельный враг. Как хотел бы я встретить с тобой рассвет. Но не могу.

Я изо всех сил прижал ее к себе и жадно поцеловал.

– Я люблю тебя, Роуан Мэйфейр, – сказал я. – Я принадлежу тебе. И всегда буду принадлежать тебе. Я всегда буду рядом.

– До свидания, любовь моя, – прошептала она.

Слабая улыбка мелькнула на ее лице.

– Ты правда меня любишь? – шепнула она.

– О да, всем сердцем, – пылко заверил я.

Она быстро отвернулась и пошла по лужайке к подъездной аллее. Я слышал, как заурчал двигатель машины.

А потом я вернулся в дом через заднюю дверь и прошел в свою комнату.

Я был так подавлен, что едва понимал, что делаю. В какой-то момент мне показалось, что я сошел с ума. Потом – что всего этого не было на самом деле. Такой самовлюбленный злодей, как я, не мог позволить ей уйти!

Кто говорил все эти возвышенные слова!

Она предоставила мне шанс, возможно единственный. А я пытался быть святым Лестатом! Корчил из себя героя. Боже, что я наделал! Теперь ее мудрость, ее сила унесут ее далеко от меня. С годами ее душа станет богаче, а увлеченность мной, наоборот, ослабеет. Я потерял ее навсегда. «О Лестат, как я тебя ненавижу!»

У меня еще оставалось достаточно времени на ритуал с ночной рубашкой, а когда я, изнывая от тоски и жажды, закончил с переодеванием, то почувствовал в комнате чье-то присутствие.

Снова призраки, подумал я. Mon Dieu. Я украдкой посмотрел на маленький столик.

Вот это да!

Я увидел зрелую женщину лет двадцати – двадцати пяти.

Блестящие черные завитые локоны. Платье с пышной юбкой на шелковой подкладке. Длинные нити жемчуга. Сидит нога на ногу. Туфли на высоких каблуках.

Стелла!

Мне показалось просто чудовищным, как девчушка, которую я знал, вдруг вытянулась, налилась, стала совсем взрослой. В левой руке у нее был мундштук с сигаретой.

– Душка, не будь дурачком! – сказала она. – Конечно, это я! Ты так напугал дядю Джулиена, он теперь боится к тебе подойти. Но у меня к тебе послание от него: «Это было великолепно!»

Она исчезла до того, как я успел метнуть в нее сапог. Но я все равно не стал бы это делать.

Какое это имеет значение? Пусть себе приходят и уходят.

В конце концов, это ферма Блэквуд, а двери фермы Блэквуд всегда открыты для призраков.

А теперь я ложусь спать, книга закончена.

Лежа, уткнувшись лицом в подушку, я кое-что понял. Никакие горести, никакие потери не могли помешать мне обладать Роуан. Она была во мне навечно. Годы могут унести ее далеко от меня, она может дойти до того, что начнет проклинать страсть, которая привела ее в мои объятия. Существует масса земных причин, по которым я могу потерять ее и буду ночи напролет обливаться слезами.

Но я никогда не потеряю ее по-настоящему. Потому что никогда не забуду урок, который она мне преподала. Через нее я научился любви. Она дала мне то, что я пытался дать ей.

И вот, как и в любой другой день, утренняя роса появилась на траве, а я уснул еще до восхода солнца.

Я хочу быть святым, я хочу спасать души миллионов, хочу быть похожим на ангела, но не хочу разговаривать как гангстер. Я не хочу делать плохие вещи даже с плохими парнями. Я хочу быть святым Хуаном Диего…

Но вы знаете меня. Солнце уйдет за горизонт, и, возможно, придет время поохотиться на проселочных дорогах, в этих пивнушках на городских задворках. И будет запах солода и стружки, и, да, танцы под «Дикси чикс» из музыкальных автоматов. И возможно, произойдет стычка с двумя парнями, которые будут поджидать меня. А когда я упьюсь кровью и меня будет тошнить от катающихся по зеленому сукну бильярдных шаров, кто знает, каким великолепным будет небосвод с рваными облаками и далекими крохотными звездами, когда я раскину руки и поднимусь над Землей, словно во мне нет тяги ни к чему теплому и доброму.

Оставьте меня, смертные с чистой душой. Прочь из моих мыслей, души великих мечтателей. Не пойте при мне церковные гимны. Я притягиваю проклятых. По крайней мере, пока. А потом мое сердце не выдержит, оно не сможет быть спокойным, оно будет требовательным и не отступит…

Кровь, которая учит жизни, не учит лжи, и снова придет любовь – мое испытание, хлыст, подгоняющий меня вперед, моя песня.